А ведь это через четыре дня будут показывать на кинофестивале где-то в Сан-Диего. Хоть ставки делай - на три минуты у него там будет роль, или хотя бы пять?
Ну и кадр "стреляй, фашистская гадина!"
(всё таки мне до сих пор интересно, кому пришла в голову мысль на роль двухметрового кабанчика Отто Скорцени, который в лётчики не попал из-за своих габаритов -
взять изящнейшего Гормана ростом 175 см, но чтобы я была против)
(Душ, Макс, проишествие в лаборатории, записи, испытание и пенсы)
читать дальше - Эй, соня! Проснись и пой! - весёлый голос Ньюта вырывает Германа из мирного сна, в котором он парит в воздушном потоке, облетая маленький холмистый остров в сапфирово-синем заливе. Герман поднимает веки и обнаруживает себя нос к носу с ухмыляющимся Ньютом. - Лучше бы тебе иметь серьёзный повод для побудки меня в такое безбожное время, - ворчит он. - Боюсь что имею, доктор. Восемь уже. Ты был такой никакущий вчера вечером, что у меня духу не хватило разбудить тебя пораньше, но тебе точно надо начинать шевелиться, чтобы приготовиться к совещанию. Сегодня мы сочиняем наши тезисы для ООН, офигеть просто - сообщает он с фальшивым воодушевлением.
Вздохнув, Герман тащится в ванную. Ньют верно оценил его энергетический уровень. Маршал Хансен взвалил на него сопровождение группы муниципальных чиновников через всю территорию, занимаемую К-наукой в настоящее время и ранее, и ходьба в сочетании с вежливыми ответами на вопросы - по большей части бессмысленные - его измотала. Его мышцы ноют, и он с нетерпением ждёт встречи с неограниченным (одно из преимуществ Шаттердома) количеством горячей воды, способной успокоить боль в колене. Он разбинтовывает сломанное крыло и сгибает обе оперённые конечности, пробуя весь диапазон движений. Заживающий перелом всё ещё неприятно пульсирует, но по сравнению с первыми днями после травмы боль вполне терпима. Он регулирует температуру воды и пробует её рукой, прежде чем встать под душ. Как обычно, он старательно бережёт крылья от брызг и постоянно встряхивает ими, чтобы избавиться от любых попавших на них капель. Он давно знает, что его перья не водоотталкивающие и впитывают влагу, как огромные губки - губки, которые очень быстро становятся очень тяжёлыми. Он тщательно моется, а потом, прислонившись к стене, позволяет горячему душу струиться по ногам и массировать их, облегчённо вздыхая оттого, что боль отчасти уходит. - Всё хорошее когда-нибудь кончается, - бормочет он, выключая воду и осторожно выходя из душа. Отряхнув крылья в последний раз, он деловито вытирается, глотает утренние лекарства и чистит зубы. Ньют ждёт его в комнате, чтобы помочь завершить утренний ритуал: проверить, как срастается крыло, укрепить шину, прибинтовать крылья - сначала больное, потом целое. Германа удивляется тому, как быстро их взаимодействие вошло в привычку. Он решает не думать об этом, сосредоточившись на жизни здесь и сейчас.
Готовые встретиться с миром за стенами комнаты, учёные бок о бок идут в конференц-зал. Ньют приноравливает свой темп к шагу Германа и всю дорогу болтает. Герман иногда прерывает его едким комментарием - большей частью потому, что этого от него и ждут.
Темы для речи Германа соответствуют его предположениям. Они с Ньютом будут отвечать на вопросы: как функционировал Разлом, как он был разрушен, и оправдан ли с точки зрения науки ядерный взрыв, применённый для его закрытия. Герман напоминает себе включить в доклад информацию о том, насколько выброс радиации при закрытии Разлома был меньше того, что получался при взрывах, убивавших кайдзю до появления Егерей. После этого, как оно обычно и бывает, собрание навевает на Германа скуку, и он развлекает себя, проверяя, как долго сможет продолжать в уме последовательность Фибоначчи. К моменту, когда объявляют перерыв, он доходит до восьмизначных чисел.
Они с Ньютом болтают с Тендо неподалёку от Герка Хансена, который беседует с Райли Бекетом, держа на длинном поводке Макса.
Обнюхав ботинки Ньюта, Макс обращает внимание на "оксфорды" Германа. Разок втянув воздух, бульдог гавкает на математика. Отскочив на пару шагов, Макс вновь лает и, припав к земле, нетерпеливо виляет обрубком хвоста. Пока Герман и Ньют следят за ним с любопытством, Макс повторяет цикл - наскок, лай, прижаться к земле. Подскочив к Герману, пёс вцепляется в край штанины и осторожно тянет.
- Эй, Макс, оставь в покое доктора! - дёрнув за поводок, Герк подтаскивает бульдога к себе.
- Извините, доктор. Макс ни с кем такое не вытворял, кроме лейтенанта Ишибаши в Осаке, - его голос звучит смущённо. - Он хочет с вами поиграть.
Кусая губу, Ньют пытается удержать смех, пока Герман переводит хмурый взгляд с него на Макса.
- И что тут забавного? - вопрошает он.
- Ха! Чувак, я представить себе не могу менее собаколюбивого человека, чем ты, - в расширившихся глазах Ньюта мелькнула озорная улыбка, - Разумеется, кошек ты любишь ещё меньше.
Герман отвечает ему резким тычком трости в голень и выразительной возмущённой гримасой. Хотя на обратном пути в лабораторию Ньют заметно прихрамывает, он продолжает хихикать.
- Ньютон, ты когда-нибудь встречал лейтенанта Ишибаши? - спрашивает Герман по дороге.
- Никогда даже не слышал, - пожимает плечами Ньют.
- Лейтенант увлекается соколиной охотой.
Ньют останавливается на полушаге: - Так Макс у нас спец по птичкам?
Взглянув на него, Герман угрожающе качает тростью.
- Чувак, тут ты полностью попал.
В лаборатории, Герман, выбрав из картотеки нужные отчёты, начинает репетировать своё выступление на голографическом проекторе. Он сидит, вытянувшись в струнку, лавируя руками над клавиатурой, иногда прерываясь, чтобы обдумать лучший способ объяснить высшую физику людям, не имеющим достаточно разума, чтобы увидеть некоторый изъян в плане постройки стены для защиты от летающих монстров.
К Ньюту после нескольких дней апатии, кажется, вернулась страсть к препарированию, и Герман слышит, как он радостно потрошит то один, то другой орган кайдзю.
Работа идёт хорошо и мирно до тех пор, пока поздним вечером не сгорает голопроектор, и компьютер не уходит на автоматическую перезагрузку, угробив по крайней мере двадцать минут трудов Германа, на что тот громко и изобретательно бранится по-немецки. Откликом на его ругань становится крик Ньюта, не вполне немецкий, но явно указывающий на серьёзную боль.
Герман поднимается на ноги и, прихватив по дороге аптечку, идёт через лабораторию к Ньюту, обмывающему руку под струёй дезинфицирующей жидкости. - Ньютон, что ты сотворил с собой на этот раз? - спрашивает он, одновременно отмечая длинный, но к счастью неглубокий разрез на левой руке. "Ровные края, - думает он, - три пластыря-бабочки и защитная повязка на первый день". - Рука соскользнула, и я полоснул себя скальпелем, - бросает Ньют, - Чёрт, это больно! - Прекрати хныкать. Пора бы уже к этому привыкнуть. Это просто царапина, и гель её довольно быстро обезболит. Цикл обеззараживания заканчивается, и Герман быстро смывает остатки химикатов и прижимает к ране Ньюта повязку с обезболивающим гелем. - Этого бы не случилось, если бы ты не напугал меня своим криком. Не заводи свою шарманку, когда сам виноват. - Это моя вина? Я тебя до этого довёл? - многозначительно глядя на напарника, огрызается Герман. - Ты долбаный враль! Ты слушал?! - вопит Ньют. - Идиот! Конечно, я слушал! Ты себя едва не угробил! Ты напугал меня чуть не до смерти! Я забочусь о тебе - вопреки здравому смыслу! Я должен был знать, что ты сделал и что ты думал! - Ты уже знал, что я думал! Я это уже неделями думал! Что это сработает! - Этого я ожидал, - сквозь стиснутые зубы цедит Герман, - Чего я не ожидал, так это услышать, что какая бы беда с тобой не случилась - это моя вина, что это я довёл тебя до столь рискованного поступка. - Это была шутка! Я не... не подумавши! Я знал, что это сработает! Герман пригвождает Ньюта взглядом: - Врешь, - заявляет он, - Я помню твою речь. Ты знал, что может с тобой случиться прежде чем активировал дрифт. Ты позволил сообщению остаться. Именно это ты и имел в виду. - Я... но... я не.., - заикался Ньют. - Ты едва не умер, и это моя вина. - Проклятье, чувак! - Ньют вырывает и дико взмахивает ей, - Не всякая вина - твоя! Я сделал собственный выбор, и ты не имел к нему никакого отношения! - Может быть, если бы я поддержал тебя перед маршалом... - возражает Герман, вновь поймав руку Ньюта, и заглядывает под повязку, чтобы выяснить, остановилась ли кровь. - Может, ничего не изменилось бы, а может мне бы дали оборудование, и оно бы не сработало. Или может быть, настоящая техника реально меня бы убила. Независимо от того, что случилось, именно ты оказался там, чтобы спасти меня, - он машет пальцем перед лицом Германа, - И кроме того, чьей светлой мыслью было дрифтовать со мной? - Стой спокойно, - приказывает Герман, очищая руку Ньюта от геля и накладывая пластыри, - Это могло случиться только потому, что я, кажется, единственный, кто понимает, сколько хлопот ты можешь причинить себе и другим, когда остаёшься без присмотра. - Ну не настолько я ужасен, - закатывает глаза Ньют, - То, что ты надо мной стебёшься, вместо того чтобы орать, означает, что ты простил это дурацкое послание? - Ньютон... - начинает Герман, но замечает умоляющее выражение Ньюта. На его мрачном лице появляется лёгкая улыбка: - Возможно, через несколько десятилетий примерного поведения я тебя и прощу. - Ты даёшь мне испытательный срок? - взвизгивает Ньют, - На десятилетия?! - Это проблема? - выгибает бровь Герман. - М-м...Погодь, - говорит Ньют, скрипя мозговой передачей, - Это значит, что ты ждёшь, что я проболтаюсь вокруг не один десяток лет? - Я ожидаю, что ты будешь вечно возвращаться, как фальшивый пенни. - Эй, я стою больше пенни! - дёргает плечами Ньют, - И вообще их не выпускают с 2016 года. - Ньютон, это идиома, - говорит Герман. - Дурацкая идиома, - фыркает Ньют. - Я полагаю, у тебя в запасе есть фраза получше? - Нету, но, думаю, нам надо вернуться к себе, пока ты не опустился до клише. Или до каламбуров, что ещё хуже, - демонстративно серьёзно говорит Ньют и уворачивается от слегка качнувшейся к нему трости Германа.
- Я гляну крыло в последний раз? - предлагает Ньют в завершение вечерних ритуалов. Он осматривает перелом, проверяя заживление.
- На ощупь в порядке, - сообщает он, - Хочешь спать без бинтов? Кивнув, Герман позволяет себе чуть улыбнуться. Два мужчины устраиваются бок о бок. Обнимая Ньюта одной рукой и накрывая крылом, Герман бормочет: - Здесь ты у меня под присмотром.
Японская барышня, вдохновившая автора на создание "Лейтенанта Ишибаши":
Вот вам "костлявые плечи" Германа Готлиба. На самом деле в голове не укладывается, что Оуэна Харпера и Германа Готлиба сыграл один и тот же человек. Всё-таки совершенно невероятный у мужика талант к перелиньке в шкуру героя. Вообще не тащит с собой себя - просто идеальная перчатка для выдуманных характеров. Нопэрапон хренов.
Как задорно смотреть "Торчвуд" и как уныло - канадское "Убежище". И вроде бы снимали строго в одно время, и компоненты похожие - засекреченная организация, работающая с аномальными явлениями, дружная команда, бессмертный шеф, разнообразные монстры, странные отношения с правительством. И бюджет явно такой же тоскливый, как у британцев (потому что бюджет первых двух сезонов Торчвуда явно печальнее, чем повесть о Ромео и Джульетте раза в три ). Но, как говорила старая реклама, "всё дело в волшебных пузырьках", и если вместо офигенного "драконя в пальто"(с Murmurella), "капитана Деревянко" (опять цитата, но уже от Sirickss) трёхстворчатого шотландского шкафа Джона Барроумэна взять суровую дамочку из Звёздных врат, у которой выражений лица на целых одно меньше, чем у кэпа (у него основных четыре, редко - пять) и нет никакой шинели, на остальную команду набрать что-то, работающее так, будто у них всех и сразу болят зубы, а отрицательное обаяние, за которое в Торчвуде отвечал Оуэн Харпер, выдать изредка появляющемуся Николе Тесле, отчего-то ставшему вампиром (годный Тесла, но что так мало? ), то вместо забойного ирландского рагу получается манная каша, присыпанная для пикантности хмели-сунели. Холодная. А ведь нельзя сказать, что канадцы не умеют снимать. Вот, к примеру, Узы крови... Ну или просто там тоже такой хорошенький вампир, что я на всё угу.
Ну и "годный вампир Никола Тесла" - Джонатон Янг.
Ну уж заодно и его незаконнорожденная светлость хитромордый Генри (Генрихович) Фицрой из Уз крови - актёр Кайл Шмид
Продолжение "Бритвы Оккама" Название - Occam's Razor Автор - Blair Rabbit Перевод - ksaS, Sirickss Герои - Германн Готтлиб и Ньютон Гейзлер Размер: 191410 слов на данный момент
читать дальше - Госпожа президент, насколько мы близки к ядерной войне? Президент Соединенных Штатов Америки устало повернула голову к камере, обдумывая вопрос интервьюера. В её глазах мелькнул отблеска испуга. Или Германн его себе вообразил. Как бы то ни было, он был погашен за доли секунды, и президент заговорила ровным, деревянным, мало что выражающим голосом. - Администрация СВШ и их союзники заверили меня, что до тех пор, пока мы не препятствуем торговле или производству Егерей и придерживаемся своей стороны границы... - Но пограничные столкновения происходят всё чаще. Есть слухи, что Китай отправил СВШ собственного Егеря, а это означает, что, несмотря на заверения в обратном, эта страна производит Егерей за пределами юрисдикции PPDC и ООН? Германн был уверен, что президент выглядит старше, чем в прошлых раз, когда он смотрел запись с ней. Заметнее стали серебряные пряди в тёмно-каштановых волосах, и вокруг глаз легли резкие морщины. Это было ему понятно - он и сам чувствовал себя так, словно пережил несколько трудных лет. - Я не хочу говорить о слухах, мистер Ройдес. Я здесь для того. чтобы изложить народу Америки неопровержимые факты. На образовавшейся границе было много небольших конфликтов... чего и следовало ожидать. Нет никаких официальных сведений об отправке Северным Китаем помощи любого рода... Интервьюер вновь её перебил, и Германн раздражённо уставился на экран ноутбука. Человек казался очень знакомым. Что-то в его наглой манере и пластмассовой улыбке вгоняло Германна в неловкость. Почему ему знакомо это лицо? - А что относительно кайдзю? Видео Готтлиба? У вас есть на это ответы? Германн почувствовал, как прыгнуло сердце, и прибавил громкость на компьютере. Вот из-за чего Куш прислал ему эту ссылку. Она пришла на его обычную почту как глубоко закодированное спам-сообщение, отправленное через самые теневые части интернета. Интервью показывали накануне вечером, и не удивительно, что Германн его пропустил. Он не смотрел новостные ленты и ничего не читал в сети со времён Форта Буря. Но он мог сказать, что всё развивалось быстрее, чем когда-либо. Даже быстрее, чем когда была раскрыта новая Егерь-программа PPDC. Казалось, что с тех пор, как США, словно амёба, разделились на две страны, весь мир принялся насильственно делиться.
- У меня нет комментариев к видеозаписи Готтлиба. Доктор Германн Готтлиб и его партнер были объявлены погибшими во время пограничной стычки на нейтральной территории. Это все, что я точно знаю.
Германн почувствовал, что его внимание смещается к мобильному телефону возле его руки, и должен был приложить серьёзные усилия, чтобы отвести от него взгляд. Эта штука не собиралась звонить. Он вновь соредоточился на экране компьютера и прикусил нижнюю губу.
- В видеозаписи человек, утверждающий, что является Готтлибом, заявил, что кайдзю не нападут, и до сих пор не было ни одного нападения. Он даже объяснил, почему кайдзю, убитый в Калифорнии Сорокопутом, не нападал на гражданское население. Сделали ли такие ведомства как ФБР, ЦРУ или АНБ попытку проверить подлинность этих заявлений? Что делать, если записи подлинные? Почему ООН не говорит с ним и кайдзю? Ведь он обвинил PPDC в участии в какой-то контрабандной операции. И он стремительно набирает поддержку во всем мире. На этот раз настала очередь президента перебить собеседника. Ее лицо исказила мрачная гримаса, и было ясно, что это неудобная тема. Она знала, что видео подлинные. Вероятно, PPDC сообщили её администрации всё.
- Признавая эти видеозаписи, мы придаём достоверности мошенничеству кого-то, кто, подобно террористам в Хельсинки, или так называемым борцам против PPDC в Калифорнии... имеет целью напугать людей, Лучше всего его игнорировать, так как эти записи - на удивление хорошо сделанные - не более, чем отчаянная попытка привлечь внимание.
Нажав на паузу, Германн закрыл лицо руками. Его внимание вновь обратилось к мобильному телефону, лежащему на гладкой столешнице возле локтя. Должно быть, он смотрел на телефон верные пять минут, прежде чем до него донёсся голос Ньютона.
- Герм, взглядом ты не заставишь его позвонить...
Германн не отвернуться от телефона. Тяжело вздохнув, он пригладил руками волосы, отросшие до невыносимой длины. Ньютон медленно обходил церковную кухню, в которой всего тремя днями раньше Мако и Говард весело стряпали омлет. Было поздно, и Соня уже несколько часов провела в хирургии. Попадавшая к Готтлибу информация была в лучшем случае отрывочной. В первый раз им позвонил Балор, чтобы сказать, что Соня жива, и убежать, требуя от операционных сестёр немедленно остановили кровотечение. Балор тяжело дышал и говорил нетвёрдо, его нервный голос звучал как-то блекло. После первого телефонного звонка, Германн спал урывками. Плотно свернувшись вокруг Ньютона, он принимал из его сознания путанные и тёмные сны. Второй раз позвонил не Балор, а Говард, В телефоне голос близнеца Ватлей звучал растерянно, но чуть осознанее, чем раньше. "На данный момент Соня стабильна" - сказал он Германну, словно сам удивляясь словам, которые произносит. Ей понадобятся ещё операции. Им пришлось удалить ей часть тонкого кишечника, и есть признаки инфекции, занесённой при перфорации кишечника.
В какой-то момент всего этого Балор потерял сознание. Он был мужчиной на исходе шестидесяти, которому привычка к курению и выпивке, возможно, обеспечили тело на исходе восьмидесяти. В одну минуту он сидел и разговаривал с Говардом в зале ожидания, а в следующую уже лежал на полу, бледный и в испарине, как свинья под ножом.
Балор сказал в больнице, что близнецы - его племянники, и что они сейчас ищут работу. Объясняя рану Сони несчастным случаем на охоте, он назвал фальшивое имя, но не мог подтвердить его удостоверением личности. Вероятно, их денег не хватит на то, чтобы оплатить лечение Сони, но в этом не было ничего необычного. Большинству граждан США и до войны не хватало страховки, после войны положение с этим только ухудшилось.
Германн ждал звонка. Сообщения, что Соня не перенесла операцию, что Говарда арестовала местная полиция, что Балор получил тяжёлый инфаркт и наконец заплатил за годы издевательств над своим телом. В желудке у Германна горело, за глазами усилилась пульсирующая головная боль. Улей, бывший вполне управляемым с того момента, как Ньют вернулся домой, слегка переместился, и Германн ощутил всеобъемлющее прикосновение Матери на своих висках. Она была странно отдалённой, и Германн попытался уцепиться за неё... хотя бы на миг.
- Ньютон, я знаю, что от смотрения на телефон пользы не будет, но в данный момент это единственное, что я могу сделать.
Он сказал об этом с оттенком горькой беспомощности. Это действительно было всё, что он мог. Ньют, пошатываясь, нёс из кухни тарелку. Некоторое время назад он открыл глаза, поднял руку и стащил шлем, растерянно поморгал, оглядывая комнату и заявил, что собирается приготовить Германну ужин.
- Дружище, ты сделал всё, что мог. На вот...
Критически приподняв бровь. Германн осмотрел бутерброд с сыром, и подтолкнул тарелку пальцем. Он вовсе не хотел есть, хотя и был голоден. В любом случае не весь этот голод был его - это было эхо из Улья. Мадпаппи не двигался с того момента, как увезли Соню, он не стал охотиться и в знак протеста морил себя голодом, как упрямый ребёнок. Германн ощущал, как бешеный голод грызёт его изнутри, но неряшливая стряпня Ньютона, в которой едва можно было опознать горячий сэндвич с сыром, абсолютно не выглядела аппетитной. Его желудок был слишком заполнен нервозностью, чтобы там осталось место для какой-нибудь еды. Он взглянул на Ньютона и вымучил напряжённую улыбку.
- Ням-ням...
Ньют опирался на трость Готтлиба, и это, мягко говоря, сбивало с толку. Во время комы мышцы Гейзлера не то чтобы атрофировались, но между телом и мозгом словно возник какой-то странный разрыв. Чувство равновесия Ньюта было нарушено. Его центральная нервная система так долго находилась в простое, что в сложностях с восстановлением не было ничего странного. Германн нервно следил за напарником - на ногах он стоял нетвёрдо, но по крайней мере стоял, и его дыхание, несмотря на некоторый хрип, звучало лучше. Самым скверным остаточным эффектом комы были провалы. Германн не был уверен, как назвать их иначе. Порой Ньютон просто безучастно смотрел перед собой, так словно его мозг ушёл в отключку. Он мог сделать это посреди разговора, а затем, через несколько секунд, продолжить, как ни в чём не бывало.
Голос Ньюта охрип от бездействия, и его рёбра ещё болели, но он выздоровел достаточно, чтобы передвигаться и дышать без невыносимой боли. Он настоял на том, чтобы приготовить обед - хотя, учитывая, что было ещё утро, сэндвич был более чем ранним обедом. Если сальные куски плавленого сыра и заплесневевший хлеб могли быть классифицированы как еда...
Неловко помогая друг другу, они добрели по коридору до церковной кухни. Каждые несколько шагов Ньют останавливался, впитывая всё широко раскрытыми глазами - в сползших на кончик носа очках, с удивлённо приоткрытым ртом. Германн должен был постоянно себе напоминать, что человек никогда не видел церковь изнутри.
Оттолкнув в сторону тарелку, Германн отмотал видео немного назад. Он нажал на кнопку воспроизведения, и ноутбук шумно вернулся к жизни. Ньют неуверенно взглянул через плечо, наблюдая, как президент продирается через интервью.
"...так как его видео - на удивление хорошо сделанные - не более, чем отчаянная попытка привлечь внимание".
Представитель новостной сети, не выглядящий удовлетворённым ответом президента, чуть подался вперёд в своём кресле.
- Один из кайдзю в этом видео удивительно напоминает кайдзю из записей нападения на консервный завод на Гавайях. Как и у прочих, его поведение сильно отличается от первой волны. Не считают ли ООН и PPDC, что это стоит того, чтобы доставить Готтлиба... простите, человека, который себя за него выдаёт, для допроса?
Ньютон начал смеяться, обняв Германна за шею.
- Вот дерьмо, Герм! Ты знаешь, кто этот парень?
Герман опять пригляделся к мужчине в записи и медленно покачал головой.
- Нет... но должен признать, в нём есть что-то очень знакомое.
- Ха-ха! Это тот парень, которому ты врезал! Тот журналюга, которого ты ударил в Хельсинки!
Прищурившись, Германн откинулся назад. Он не смог это связать, но, да - Ньютон был прав. Это был тот самый самонадеянный осёл, бравший у них интервью в Финляндии.
- Он высоко залетел.
- Надо признать, яйца у чувака есть. Иногда и говнюкам достаётся приз.
- Жаль, что я не оставил ему какую-нибудь видимую метку.
Тёплый смех Ньюта щекотал ухо, и Германн рассеянно улыбнулся. Он так волновался из-за состояния Сони и возможной поимки, что в самом деле не позволял себе радости от близости Ньютона. Никогда больше его лучший друг не должен оказаться дальше, чем на расстояние вытянутой руки.
- Потеря Дамасского Шквала... Должно быть, это огромный удар для американских военных сил, верно?
Германн повернулся к ноутбуку, преодолевая холодный ужас. Ньют сдавленно вздохнул, и их связь наполнилась резким гулом.
- Он только что сказал, что они... потеряли Дамаска?
Германн немного прибавил громкость и заметил, что усталое лицо президента стало каким-то сероватым.
- Ожидаемо, что люди будут гибнуть с обеих сторон. Я очень сочувствую Михею Арпу в его потере. Я встречала рейнджеров Дамасского Шквала во время нескольких операций PPDC, и Вайли Арп был прекрасным пилотом. Дамаск был одним из наших самых передовых Егерей. Но, к стастью, он был восстановлен, и его новые технологие не достанутся СВШ.
Германн тяжело сглотнул, думая о лёгкой улыбке Вайли Арпа и его кривоногой походочке. Он рисковал ради них, без какой бы то ни было необходимости, был добр, ничего не получая взамен. Его голос был последним, что он услышал в разрушенной кабине Оккама.
- О, Боже, Ньютон. Вайли Арп мёртв.
Ньют сильнее обнял шею Германна, и они молча сидели на кухне. Интервью затянулось, темы в нём менялись от передела земель в Китае через гражданские столкновения в России, к ядерной грязи в воздухе, вызвавшей невероятно долгую зиму. Германн слушал в пол уха, пока экран не погас, потому что закончилась запись. Президент говорила о нём всего минуту. Вайли, который пилотировал, чтобы помочь своей семье. Вероятно, ему поставят памятник, - с горечью подумал Германн. Памятник и упоминание из уст президента - достаточно прекрасный мемориал, но это ощущается такой пустышкой. Он понял, что Ньют всё ещё крепко обнимает его, и они смотрят - Ньют в какое-то далёко, а Германн - на молчащий телефон Говарда. Они замерли как статуи, и плавленый сыр застыл на тарелке Готтлиба. Проблема с провалами Ньюта вероятно возникла из-за наркотиков, всё ещё бродящих в его крови. По крайней мере, Германну хотелось в это верить. Через какое-то время Ньютон мигнул и сказал, сердито сопя.
- Ёбаный стыд, что это не Сом.
- Ньютон, это недобро.
- Недобро, но правда.
Ньют прижался носом к голове Германна и устало вздохнул. Его дыхание шевелило отросшие волосы Готлиба.
- Ешь свой бутерброд, чувак. Я разогрею суп.
Тяжело опираясь на трость, Ньют кое-как побрёл обратно на кухню. Германн покачал головой, пытаясь счистить со своих мыслей огромное бремя печали. - Ньютон, где ты научился пользоваться тростью? У тебя ужасно получается. Мрачное лицо Ньюта, сражавшегося с консервным ножом, расколола усмешка: - У тебя, ОК? Я учился, наблюдая за тобой. Германн уже возвысил голос, чтобы начать хорошую склоку в старом духе, но тут раздалось осторожное покашливание и, обернувшись, он увидел Мако, стоявшую возле стола трапезной. Она выглядела усталой, и он спросил себя, спала ли она вообще с тех пор, как они вытащили Ньютона из "Морозильника"? Казалось вполне вероятным, что и не спала. - Мисс Мори! Присоединяйтесь к нам, пожалуйста. Ньютон тут занялся созданием кулинарных шедевров из хлеба и сыра, слегка поджаренных на гриле и поданных с чем-то вроде консервированной томатной пасты. Мако скользнула на сиденье возле него, скрежет ножек её стула о фальшивый деревянный пол отразился эхом от пустых деревянных столов огромной трапезной. Она критически оглядела Ньютона. - Ньютон, я рада видеть тебя на ногах. Ты оправился даже быстрее, чем ожидалось. Ньют просиял, но Германн ещё видел следы тумана в его обычно ярких глазах. Он выздоравливал, да... но здесь ещё было, куда двигаться. - Ты меня знаешь, Мако. Меня надолго не придавишь - слишком плохая концентрация внимания для этого. Хочешь много сыра на бутерброд? Герман едва откусил от своего сэндвича, и поперхнулся от вкуса маргарина. На свои пайковые карточки они не могли позволить настоящее масло, но это было просто отвратительно. Он опустил на тарелку поджаренный хлебный треугольник и вытер руку о свитер, чтобы закрыть свой ноутбук. Он прикинул, не поговорить ли с Мако о Вайли Арпе. Тот был из Форта II, и она его, вероятно, знала, или, по крайней мере, о нём слышала. Несмотря на тени под глазами, она улыбалась, и он решил промолчать, оглянувшись вместо этого на свой телефон и мысленно требуя от него звонка. - Мако, а где мистер Беккет? - Я думаю, спит. Он... плохо спал, и я решила дать ему отдохнуть. Ньют, пошатываясь, принёс Мако суп и поставил перед ней, едва его не расплескав, вместе с жирным сэндвичем. Его лицо было комически-серьёзным, когда он тихо спросил её. - Мако, меня тут как бы не было, и я пытаюсь узнать про это дерьмо с контрабандой... про войну и всё прочее. Как ты думаешь, они когда-нибудь на самом деле строили новых Егерей для войны с кайдзю? Как... Я знаю, они думали, что те ещё могут тут быть. Но они знали и что нападений нет. Всё это дерьмо с СВШ и ООН. Они собирались стрелять по кайдзю? Или друг в друга? Мако задумчиво помешала ложкой свой томатный суп. Германн ощутил Ньюта в глубине сознания, соединение было дрожащим, растерянным - он пытался всё это понять. - Я не знаю, Ньютон, смогу ли ответить на эти вопросы. После войны программа Егерь осталась единственным, что я знала, и я должна была в неё вернуться - это была моя семья. Но новым PPDC управляет страх. Страх, что расформируют, что перестанут уважать, страх перед будущим. Pan Pacific это всего лишь люди... и большинство из них просто хотят всё делать правильно... или мне хочется в это верить, - на опустила подбородок на руку и перевела взгляд с Германна на Ньютона: - Есть люди, которые хотят делать правильные вещи, но неверными способами. Или, возможно, они хотят правильного, но по неправильным причинам. Когда я вернулась, было новое руководство, которое сказало нам что некоторые Егеря будут использоваться для помощи людям, но мы всегда должны быть готовы к новой волне, всегда начеку в ожидании возвращения кайдзю, открытия нового Разлома. Слушая, Германн провёл пальцами по бедру, машинально растирая напряжённые мышцы. Похоже, чувствительность совсем не улучшается. - Так... а что насчёт наблюдений? Они даже не говорили вам, что уже были сообщения о кайдзю? О пропаже судов? Мако покачала головой и, изящно подув на полную ложку густого красного бульона, отпила из неё, смакуя вкус. "Там нечего смаковать, - поморщившись подумал Германн, - Это консервы, и скорее всего, абсолютно не похоже на настоящие помидоры." - Нет, я не знала о наблюдениях Я даже почти до самой конференции в Хельсинки не знала, что тебя и Германна сделали рейнджерами. Всё было так засекречено. Считалось, что мир не должен знать о нас. До поры до времени.
Германн нахмурился, желая, чтобы рука Ньюта оказалась ближе, чтобы он мог помочь своему напарнику остановить водоворот из сомнений и страха, кружащийся в сознании.
- Их мотивы настолько запутанные. Они использовали Ньютона и меня. Они отправили нас с Егерем в пустынную глушь. Они поставляют части Егерей в страну, которая даже не участник PPDC. Что творится с нейтралитетом? С непредвзятостью в человеческих войнах. Почему? Зачем они это делают? Чего они хотят?
На кухне стало тихо. На плите засвистел чайник, поставленный Ньютом. и тот застонал, пытаясь встать на ноги. Положив ладонь ему на плечо, Мако подтолкнула его на место
- Я его сниму, Ньютон.
Рейнджер добралась до свистящего чайника в той изящный свободной манере, которую так любил Германн. У Мако Мори были поводы для гордости. Всё, что она делала, было продуманно и стремительно. Она не колебалась и умела заставить себя перешагнуть через страх. - Я не могу предположить всех мотивов PPDC, но... Если помните, США не всегда были двумя странами, и Китай когда-то был единым. Всё это произошло только в последнее время, разделение началось всего лишь в прошлом году. И все разделившиеся страны входят в Pan Pacific Alliance. Предполагается быть беспристрастным во всем...
Она налила три чашки чая, добавила в одну немного молока для Германна и не забыла предоставить Ньютону щедрую порцию сахара.
- Они не говорили людям о признаках появления кайдзю, потому что не хотели пугать. Они понимали, что в конечном итоге, всё изменится, но... Они всегда были готовы вернуться к ним.
Ньют разочарованно покачал головой и потёр переносицу под очками: - Мако, СВШ строят Егерей для войны с людьми... и тем же занимается PPDC, независимо от того, насколько тебе не хочется в это верить.
Плечи Мако напряглись, но она промолчала, лишь чуть ниже склонила голову. Германн сердито посмотрел на Ньюта, но тот не заметил, бесцельно бродя и лихорадочно давясь словами: - Даже если все они были просто хорошими бойскаутами, и строили Егерей для борьбы с монстрами, а не друг с другом, Германн показал им, что кайдзю отныне не угроза... Мы попытались доказать, что не собираемся использовать их для, типа... уничтожения человечества, или погрома в Нью-Йорке, или ещё какой-нибудь глупости... Я не имею в виду, что это остановит все эти говённые разборки между людьми, но это ХОТЬ ЧТО-ТО.
Мако скользнула пальцем по краю своей чашки и, обмакнув палец в янтарную жидкость, рассеянно начала рисовать им что-то в японском духе на столешнице.
- Да. Это означает, что они будут с вами бороться. Они не хотят слышать то, что вы им говорите, они бы вас использовали, но не хотели слушать. Именно поэтому я сюда пришла, у них был шанс на что-то вроде мира, но они предпочли игнорировать вас, вредить вам, если смогут. Райли и я... ну... Раньше быть пилотом Егеря значило быть защитником, героем, мстителем. Теперь это... это позорно, но я всё же не знаю, сможем ли мы остановиться, или переделать себя. Тендо был первый, кто узнал, что это пора прекратить.
Германн отпил маленький глоток чая. Поднимающийся ароматный пар коснулся его носа и щёк. Он наслаждался вкусом и стекающим в горло теплом, но в пустой желудок чай лёг, как свинец. Готтлиб заговорил, глубоко вздохнув: - Это имеет какое-то отношение к его руке?
Мако подняла удивлённый взгляд от собственного чая и нахмурилась в чашку: - Да, я уверена, что причина отчасти в этом.
Ньют подался вперёд, здоровый глаз расширен, да и больной открыт, насколько возможно.
- Мать моя женщина, и ты знаешь, как он её потерял? Расскажи. Я умираю от любопытства!
- Я не люблю об этом вспоминать, но...
- Вы не должны нам рассказывать, Мако, если от этого вам плохо.
Германн протянул руку и взял её ладонь. Рейнджер вздрогнула, глубоко вздохнув. Он видел, что ей всё ещё не по себе. Улей, кайдзю... сам факт, что теперь она враг PPDC - всё это было разрушительно. Говорить об этом так открыто было, несомненно, тяжело.
- Я думаю, что это то, о чём вы должны знать, даже если Тендо возражает. В PPDC обсуждалась... ладно, в этом всегда были заинтересованы... идея беспилотных Егерей.
Германн подался вперёд, собираясь её перебить, но остановил себя. Беспилотный Егерь был бы идеалом, но, как он выяснил, когда был частью ранней программы - недосягаемым. Он написал несколько программ, чтобы попытаться компенсировать отсутствие реального человеческого разума, но ни одна из них не могла копировать инстинкты солдат или достаточно быстро принимать сложные решения. Искусственный интеллект не справлялся со сценариями в симуляторе. Попытки были прекращены. Германн всегда ощущал это, как свой огромный провал.
- Была предложена... возможность удалённого пилотирования при помощи специального костюма. Огромный сенсорный дрифт-костюм, который бы дал пилотам возможность чувствовать себя в Егере, но на расстоянии. Было бы... как если пилотировать в симуляторе. Управлять Мехом из безопасной диспетчерской, как с LOCCENT-мостика.
Германн покачал головой и презрительно фыркнул.
- Нелепость. Если бы это было возможно, мы бы использовали это с самого начала! Неужели они считают, что первые проектировщики хотели подвергать солдат опасности? Даже если бы это можно было сделать, с учётом всех...
Мако улыбнулась, и сжав его пальцы, прервала тираду раньше, чем он увлёкся всерьёз.
- Да, Германн, я знаю... но программа была возобновлена и первые костюмы созданы. Это были прототипы, их сделали для особенных Егерей с кодовым названием Предок Тамплиеров. К моменту первого теста Егерь был ещё не достроен. Пилоты были из новобранцев - команда из брата и сестры только что из Академии. Петра и Спиро Аркадис. Тендо сказал, что они с самого начала были слишком неопытными. Он тогда был постоянно расстроен из-за того, что важные шишки слушать не хотели его или его команду.
Зажмурившись, она прикусила нижнюю губу. Германн ласково отвёл волосы с её лба, в то время как Ньют придвинулся ближе. Половина его лица морщилась в виноватой гримасе.
- Ты знаешь, Макс, я... я обойдусь без знаний об этом ужасе. Если тебе так мучительно об этом говорить.
Мако покачала головой. Расправив плечи и выпрямив спину, она отпила большой глоток чая, чтобы собраться с мыслями.
- Запуск прошёл ужасно. Они смогли вести Предка всего три минуты, прежде чем напряжение от дистанционного управления Егерем их сломало. Тендо был на этом испытании старшим технологом. Он вбежал в кабину испытателей, и Петра потянулась к нему. Она испугалась. Потом она мне сказала, что её разум словно вытягивало из неё, словно она никогда не сможет вернуться откуда-то очень издалека.
Она нервничала, и Германн был уверен, что Райли, где бы они ны был, ощущает её дискомфорт. Было просто удивительно, что он всё ещё не ломится на кухню с пеной у рта.
- Механический дрифт-костюм был очень мощным. В то время, когда его носишь... Очень трудно соизмерять силы. Петра в ужасе повернулась к Тендо и схватила его за руку, и...
Держа двумя руками половину сэндвича, она сильно потянула - поджаренных хлеб с хрустом разломился на две части. Германн с ужасом смотрел на куски в её пальцах. Тянущийся к тарелке плавленый сыр вызвал прилив к горлу жестокой тошноты.
- Пилоты выжили. Тендо потерял руку, Предок был разрушен, его детали использовали в других Егерях. Проект забросили. Тендо после этого стал очень задумчивый. Тихий. Я не думаю, что он полностью оправился от произошедшего. Он говорил своему начальству, что этот проект - ошибка. Я думаю, это заронило в него семя протеста, которое со временем проросло.
Мако окунула один из кусков разломанного сэндвича в суп и мрачно в него вгрызлась. Германн вновь посмотрел на немой телефон возле своей руки, а Ньют, кусая нижнюю губу, смотрел куда угодно, лишь бы не на Мако.
- Подъём, Ньютон. Проверь, выключена ли плита и пошли помогать мне. Мисс Мори, скажите, Райли сможет прийти сегодня на ужин, часов, пожалуй, около восьми вечера? Я хочу вам двоим кое что показать и обсудить. Кое-что жизненно важное для общего будущего.
Лежавший грудой Мадпаппи не пошевелился, когда Германн и Ньют спустились к нему от основания утёса. Они вышли из секретной двери, ведущей к церковному лифту. Воздух был сырым, и Готтлиб ощущал его влажность лёгкими с каждым вздохом. Густой туман висел над океаном, и Ньют, дрожа, безрадостно смотрел на него. Ковыляя и пошатываясь, они дотащились до распростёртого на пляже кайдзю. Гейзлер замер, поражённый Мадпаппи, озирая его от хвоста до морды. Было странно осознавать, что на самом деле они никогда не встречались. Германн настолько нёс в себе Ньютона, что часто было трудно отличить, испытал что-то один из них или оба. Мадпаппи не мог не знать Ньюта - он был братом Улья, он был Быстро мыслящим.
- Господи, я бы хотел до него дотронуться...
- Не советую, Ньютон, во всяком случае, не голой кожей.
Кивнув, Ньют дернул рукав вниз, натягивая на руку. Оп погладил гладкую податливую кожу Мадпаппи, наблюдая, как оживают биолюмисцентные точки. Кайдзю не отзывался, не поднял голову, даже не говорил через Улей, от него шли волны страдания и голода.
- Мадпаппи... смотри, Быстро мыслящий пришёл, чтобы тебя увидеть... хорошо, да?
Пляж завибрировал, когда Мадпаппи издал громкий низкий стон. Он не пошевелился, чтобы взглянуть на них, даже не открыл глаза.
- Не хочу говорить... Грустно... близнец Соня ушла... ушла. Грущу.
Ньют сосредоточился. закрыв глаза, и Германн понял, что он разговаривает с Мадпаппи. Он не мог слышать слов, но он ощущал их животом и грудью, чувствовал странную вибрацию речи Улья. Возможно, в его разговорах с Ульем никогда не было никаких слов, просто его мозг распознавал их так. Это был только перевод импульсов и эмоциональных реакций. Это могло объяснить головные боли, когда они прилагали слишком большие усилия. Только так мозг человека мог обработать огромный объём.
Ньютон был готов из кожи выпрыгнуть от счастья. Сам факт, что он через рукав прижимался к плоти и крови кайдзю... ну, Германну не нужно было входить с ним в дрифт, чтобы понять, как он себя сейчас чувствует.
- Мадпаппи нужен Быстро мысляшему и Маленькому голосу. Ты можешь помочь? Поможешь нам с видео?
Мадпаппи издал шумный тяжёлый вздох и, наконец-то, осторожно поднял голову. Глаза с тяжёлыми веками сосредоточились на маленьких фигурках возле его лап.
- Да. Я помогу... Я люблю помогать.
Германн был уверен, что цвет Мадпаппи поблек. Это его беспокоило, но было тем, с чем можно разобраться позже. Ему было нужно видео, и лучше бы на фоне кайдзю. Другие кайдзю перемещались гораздо чаще. Полковник иногда дремал на церковном пляже и другой кайдзю тоже появлялся, но только Мадпаппи был верным. Он старался не выпускать церковь из виду без особой необходимости. Несмотря на то, что он всё ещё дулся на Готлиба, не пустившего его с с близнецами, им по-прежнему руководила любовь. Он свернулся рядом, огромное тело перекрыло путь ветру и солёным брызгам с океана.
- Ты можешь быть в кадре, Ньютон. Тебе нет никаких причин этого избегать.
- Не-а, Хермс, ты на них всегда был один. Я просто суну голову в камеру и дам один зажигательный комментарий. Это твоё шоу, дружище.
Ньют установил телефон Говарда на камнях, и Германн занял своё обычное место на "скале-скамейке" возле скалы. Он посмотрел на небо и смог почувствовать запах надвигающегося шторма. Они могли это разрушить... они были должны. Он должен был это закончить. Он думал о том, что хочет сказать в камеру с того момента, как Соня оказалась в больнице.
- ОК... М-мм... Эй! Говард тут приклеил вниз кусочек скотча, так что я думаю, он типа так его ставил для записи. Смышлёный! Мадди в кадре, и ты смотришься чётко, Херм, так что... в любой момент, как будешь готов, чувак.
- Ньютон, если пока мы это делаем, зазвонит телефон, ради Бога, ответь на звонок... Он важнее.
Ньют кивнул, и Германн откашлялся. Мадпаппи фыркнул ему в спину тёплым дыханием, защитно изогнув кисть одной когтистой лапы вокруг Готтлиба и его скамейки.
- Здравствуйте. Меня зовут Германн Готтлиб. За долгие годы я многое сделал для PPDC. Я был программистом, математиком... и совсем недавно рейнджером. Я поддерживал программу Егерь в тяжёлые для неё времена сокращения финансирования и строительства Стены Жизни. Я посвятил ей много лет своей жизни - ради чего? Не ради того, что я вижу сейчас.
Мадпаппи зевнул прямо у него за спиной. Он так широко распахнул пасть, что казалось, его голова разделилась пополам. Медуза высунувшегося языка вновь свернулась в горле, перекликаясь цветом с синими точками на мокрой сверкающей коже. Германн через плечо бросил на него беспечный взгляд и улыбнулся в камеру
- Это один из кайдзю второй волны. Он не представляет опасности для человечества. Как я уже показывал раньше, он и его братья нам не враги. Для их блага, и для блага окружающих меня людей, рискующих навлечь на себя гонения PPDC или других государственных организаций, я предлагаю оливковую ветвь мира... предлагаю переговоры. Я приглашаю информационных представителей от PPDC, ООН и всех мировых правительств, которые хотели бы направить своих представителей, встретиться со мной и Ульем в течении одного месяца, чтобы мы смогли обсудить будущее и понять друг друга. Местоположение нашей встречи может обсуждаться, но мы согласимся с тем местом, которое вы выберете.
Он глубоко вздохнул через нос и посмотрел на Ньюта за камерой. Тот с воодушевлением поднял большие пальцы, и его одобрение заполнило Германа теплом.
- Однако, для того, чтобы эта встреча случилась, должны быть соблюдены... некоторые соглашения. Наши условия просты: весь район в пределах двухсот километров вокруг меня и моего партнёра Ньютона Гейзлера - не являющегося "давно умершим"...
Ньют наклонился так, чтобы попасть в камеру и нетерпеливо помахал рукой: - Эй! Папа и Гюнтер! Не умерший! И тебе привет, Барлоу! Ты первостатейный мудак!
Он убрал голову из кадра, и Германн продолжил, надеясь, что Ньют не перекосил телефон.
- ...эта земля будет объявлена нейтральной территорией. Мы, и любой находящийся в этом пространстве, будь то человек или кайдзю, не могут подвергаться преследованиям или быть арестованы PPDC или его подразделениями. В связи с последними обстоятельствами я уверен, что PPDC или какая-нибудь другая организация нас уже обнаружили. Так вот моё предупреждение...
Германн выразительно посмотрел в камеру.
- Если с нами что-то произойдёт, это узнает весь мир. Если что-то случится, я продемонстрирую миру всё секретное и грязное бельё, о котором знаю я и мои коллеги. Его больше, чем я упоминал в последнем видео - и дискредитирующего, и постыдного - можете мне поверить. Есть многое, что я не озвучил и что обнародую, если меня спровоцировать.
Он чувствовал лёд в своём голосе. Германн высоко держал голову, и когда дождь начал падать крупными холодными каплями, Мадпаппи наклонился вперёд так, что его подбородок покрыл Готтлиба, Гейзлера и камеру, превратив себя в гигантский кайдзю-зонтик. Волна жёсткой гордости поднялась в груди Германна. Он чувствовал Мадпаппи вокруг себя и Ньюта в своей голове.
- Если что-то случится с любым из них... Я раскажу интереснейшии истории о похищенной птице и давно пропавших предках.
Германн сделал паузу, позволяя проникнуться смыслом. Он чувствовал, как истощение наваливается тяжёлым бременем. Теперь, когда он сказал, то, что, что действительно был должен сказать, он чувствовал себя очень... опустошённым. Готтлиб посмотрел на телефон и вновь пожелал, чтобы он зазвонил. Чтобы он мог услышать голос Говарда или Балора, узнать, в порядке ли Соня. Дождь скатывался по тёмно-синей коже Мадпаппи и пропитывал песок вокруг них, погружая мир в холод. Тишину заполнили звуки океана, в ушах стоял шум прибоя и перекличка чаек за деревьями.
- Я жду быстрого ответа, так чтобы я и все заинтересованные стороны могли продумать детали нашей встречи. Ответ должен транслироваться в общем доступе. Также... Я был шокирован известием о гибели Вайли Арпа. Он был хорошим рейнджером и добрым человеком... мои соболезнования его семье. Спасибо и до свидания.
Ньют наклонился и поднял телефон. Выключая камеру, он послал Германну грустную улыбку.
- Здорово получилось. И хорошо, что в конце ты упомянул Вайли. Но, слушай, ты же там несколько блефуешь, верно? Я имею в виду... ты знаешь много дерьма, но достаточно ли, чтобы на самом деле их напугать? Кстати, хороший момент с птицей и предком. Сорокопут и экспериментальный Егерь, правильно? Я надеюсь, что до них дошло.
- Я думаю, дойдёт. Пусть подивятся тому, сколько я знаю... Они согласятся на встречу, вот увидишь.
Германн посмотрел вниз, на свои ботинки. Он дрожал в рейнджерской куртке, поднимая выше лохматый воротник. Дождь ощущался уже как тяжёлая смесь холодной воды и ледяного крошева. Мадпаппи издал недовольный шум, почувствовав, как это ранит нежную кожу головных оборок. Он плотно сложил их, прижав к голове, и издал тревожную трель.
- Иди в воду. Мы уйдём внутрь, но скоро навестим тебя снова. Ты хорошо помог.
Казалось, Мадпаппи не хочет их оставлять, но ледяной дождь жалил, и он раздражённо рычал на него, разворачиваясь к воде.
Одежда Германна насквозь промокла от внезапного ливня. Ходьбы от пляжа к лифту было немного, но он и Ньютон двигались в мучительно-медленном темпе. К тому моменту, когда они попали в церковный лифт и увидели, как двери закрылись, Германн промок до белья. Он цокнул языком, когда Ньютон потянулся вперёд и нажал кнопку с большой Х рядом. - Ты нажал не тот этаж. Он привезёт нас в холл. - Не-а, я не промазал. Ты обещал показать мне часовню. Это же на том этаже, где холл, так? Ньют улыбнулся ему. Его очки запотели, зубы ярко выделялись на бледном измождённом лице. Он нуждался в бритье. Очевидно, пока он лежал в коме в Анкоридже, его брили, но за несколько дней лицо покрылось неопрятными зарослями. Германн не хотел признавать, насколько ему нравилось ощущение от щетины, когда Ньют сильно прижимался. Он смотрел на своего партнёра, ощущая странное давление во время подъёма внутри каменной скалы. В соединение вернулся отзвук тёмного чувства и глаза Ньюта помутнели. Германн рассматривал кнопки лифта, вяло размышляя - как долго будут продолжаться эти отключки? Дни? Недели? Всегда? Германн с трудом сглотнул и зажмурился. Они нанесли мозгу Ньютона неизлечимые повреждения? Это не было особенно тяжёлым, но они не имели на это никакого права. Для этого не было причин. Не было оправдания. Удручённо вздохнув, Готтлиб обвил рукой плечи Ньюта. - Нам нужно смотреть часовню прямо сейчас? Мы оба насквозь мокрые... Ньют тряхнул головой и недоумевающе оглянулся, прежде чем, кажется, вспомнил недавний разговор. - Ох, да. Буквально на минуту. Мне супер-любопытно. Я-я, что, опять завис? - Да, боюсь, что так. Они пробрались через холл, по роскошным коврам и мимо фонтана, отмечая свой путь каплями воды. Волосы Ньюта прилипли к голове, и Германн испытал странное чувство déjà vu. - Господи, у них денег реально куры не клевали. Германн кивнул, направляя Ньюта к огромному полированному входу в часовню. После короткой борьбы с тяжёлой костяной дверью, они пошли по проходу между пустых скамей. В часовне стояла мёртвая тишина. Место было таким огромным, и его пустота сокрушала. Ньют оглядывался всю дорогу, впитывая взглядом фреску Разлома на потолке, сложные витражи и скульптуру Троицы, готовую атаковать из-за кафедры проповедника.
- Треспассер... Первый из... Кайсеф - на него мы сбросили атомную бомбу... Хардшип... первый, бившийся с Егерем. Ньютон отошёл от Германна и положил его трость на церковную скамью. На вид держась на ногах довольно устойчиво, рейнджер пошёл к фасадной части часовни. За окнами ледяной дождь со снегом превратился в липкий снегопад. Тёмные тени плыли над статуями, скрученные формы которых поднимались над скамьями. Германн порылся в карманах куртки, зная почти наверняка, что Балор дал ему зажигалку для свечей, которую он сунул куда-то, не задумываясь. По чёрным мраморным ступеням Ньютон поднялся к возвышению и благоговейно положил ладонь на ногу Треспассера. - Треспассер... В день, когда он атаковал Фриско, я оставил свою работу в МИТ. Даже не вернулся в кампус, чтобы собрать барахло. Я проделал путь до Нью-Йорка, чтобы взглянуть на череп, когда его выставили. Ты знаешь, что он был такой огромный, что они построили пристройку к Музею Естественной Истории без крыши, потом опустили эту штуку, и всё построили вокруг неё. Я пробыл в Нью-Йорке неделю и... Я думаю, что всё свободное время потратил там - просто сидя в этом зале и глядя на него. Пытаясь его понять... Пытаясь понять их. Он снял бумажные усы, которые близнецы Уотли засунули над верхней губой Треспассера и перешёл к Хардшипу. - Хардшип... ха. Первый кайдзю, фигурку которого я заполучил. У него был самый толстый панцирь из всех... твёрже алмаза. Хитин в экзо-скелете был такой плотности, что когда убирали тело, понадобилось несколько дней, чтобы найти способ его разрезать. Потом подобные лазеры стали использовать в Егерях.
Готтлиб нашёл во внутреннем кармане зажигалку и подрагивающей рукой зажёг ближайшую свечу. Внезапный свет заставил сдвинуться тени от падающего снега. Ньют прошёл мимо Треспассера и встал перед Кайсефом, глядящим на весь мир, словно ожидая того же суда, что и верующие. - Кайсеф. Я плыл вместе с ним на авианосце весь путь к Шаттердому. Ты знаешь, что ядерные бомбы, которые сбросили на Кабо Сан Лукас, не сразу его убили? Они уже думали про вторую бомбардировку, к счастью, он истёк кровью. Или к несчастью... в зависимости от того, как ты на это смотришь, я полагаю. Германн зажёг ещё одну свечу, а снег повалил гуще. Сейчас февраль. Он был в этом почти уверен. Он не был уверен в том, начало сейчас или конец, но февраль должен был означать лишь первые намёки на весну. Нет, не больше. "Я помню эту поездку. В дрифте это было сильно. Кабо-Сан-Лукас, вероятно, одна из причин, по которой мы, дрожащие и мокрые, наблюдаем внесезонный снегопад. Не та тема, чтобы вызвать влюблённую мечтательность о Ньютоне." Ньютон вновь смотрел вперёд пустыми глазами - у него случилась одна из его пауз. Германн подошёл к нему. Зажигая по дороге свечи, он отмечал свой путь крошечными пожарами. Он удивлённо подскочил, когда Ньют заговорил вновь, сосредоточив взгляд на потолке, рассматривая тёмную фреску над головой. - - Хундун... Хаунд... Тауракс... Серамандер... Аттикон... Фиенд... Таранаиз... Белогбог...
Мелкими осторожными шажками Германн поднялся по лестнице на кафедру проповедника. Он зажёг ещё несколько свечей и убрал зажигалку в карман. Прислонив свой костыль к стороне кафедры, Готлиб с тихим стоном присел на край фонтана Троицы. Там была выступающая мягкая скамья, он был уверен, что когда-то это был алтарь для приношений. Он устроился на его красных бархатных подушках и стащил сырую куртку. - Скуннер... Крюгер... Райхе... Хидой... Рашнид... Ньютон продолжал перечислять себе под нос имена кайдзю, находя их по одному на картине. Связь выросла и упала. Бурный взрыв красок перед внутренним зрением Германна был таким ярким, что он барабанными перепонками ощущал его беззвучное давление. Он взял Ньютона за руку и потянул вниз, чтобы усадить на алтарь. Припоняв лицо Ньюта, чтобы смотреть глаза-в-глаза, Германн тихо заговорил, перебирая длинными пальцами волосы Гейзлера, делая всё возможное, чтобы предотвратить то, что ощущал как надвигающуюся паническую атаку. - Всё хорошо. Ты в безопасности. Ньют обернулся. Онемевшую сторону его лица окрасил мягкий свет свечей, очки мерцали от живого огня. Он нервно рассмеялся и помассировал виски, начав дышать глубоко и медленно. - Ха... Мы здесь одни, при свечах, а я перечисляю имена монстров. Я - самый романтический человек среди живущих. Ты абсолютно обольщён? Германн улыбнулся ему, позволив глазам блуждать по гигантской часовне залитой серым светом дня. Пламя свечей заполнило стены тревожными формами. Чёрные силуэты изваяний кайдзю перемешались с тенями от падающего снега. Казалось, что они как бы двигаются, танцуют над красными коврами и алебастровыми перилами. - То, что ты здесь, уже романтично... Я... Ньют подался корпусом вперёд и едва не насильно поцеловал рот Германна. Волны мрака, катящиеся сквозь мозг Германна, успокоились и прояснились. Они продолжили медленный поцелуй, вспышки синих воспоминаний поднимались между ними в дрифте. Общая боль в рёбрах и в ноге ушла в сторону, и на её месте не было ничего, кроме нежности и потребности. Германн оторвался, хватая ртом воздух, и взял лицо Ньютона в ладони.
- Ньютон... хочешь немножко повалять дурака?
Напряжение вытекло из тела его партнёра. Ньютон слегка обмяк, и Германн испытал трепещущее чувство освобождения. Казалось, Ньютон очень долго задерживал дыхание, и, наконец, выдохнул длинным счастливым вздохом. Гейзлер всхлипнул, его глаза сияли за запотевшими стёклами очков.
- Мы оба слегка не в форме... Но ебать, если я не хочу попробовать. Руки Ньюта, обнимавшие плечи Германна, тянули, пытаясь отклеить от кожи, его мокрый свитер. Повреждённая сторона лица двигалась так бешено, что Германн был почти уверен - он готов улыбнуться всем ртом. После неприлично долгой борьбы, Германну удалось стащить с Ньюта мокрую футболку. Он отбросил её в сторону и драная одежда приземлилась с влажным шлепком на голову Треспассера, скрыв ужасные челюсти и пугающие зубы кайдзю под выцветшим логотипом Металлики.
Ньют воевал с пуговицами нижней рубашки Готтлиб, прилагая все усилия, чтобы не прекращать его целовать во время борьбы с упрямыми нитками и кусочками пластика. Он прижался губами к ключице Германна ,и яркие пятна Театра Снов взорвались цветом в их общем мысленном пространстве. Призрак дрифта мерцал теми же упоительнами оттенками зелёного и розового, что и полярное сияние в их сне о Коллективном разуме. Вскоре для Германна стало невозможно отделить цвета, проносящиеся через его сознание и цвета татуировок Ньюта. Они слились воедино, и он смутно понял, что Ньют разорвал его рубашку в попытке её сдёрнуть. - Ой, дерьмо, чувак, я просто как Халк какой-то с твоей рубашкой, вот дерьмо, прости!
Германн почувствовал золотой смех пузырящийся в горле. Дрожа, он осторожно гладил бока Ньюта, помня о его сломаных рёбрах. Он ощутил рубцы на спине партнёра, там, где кровь Котика сожгла кожу, и притянул Ньюта ближе. - Чёрт с ней, с рубашкой... Ньют поднял голову от голого костлявой плечо Германна, чтобы посмотреть на него. Он благоговейно прикоснулся к худой груди Готтлиба и поморщился, проведя концом большого пальца по торчащим рёбрам. Они постигали друг друга, с печальным упоением поклоняясь шрамам, наслаждаясь необычностью ощущений от касаний, которые принимали и отдавали. - Германн! Я действительно тебя чертовски люблю.
Ньют горячо дышал в его ухо, когда Германн положил ему на грудь ладонь с расставлеными пальцами и мягко провёл ей вниз, к животу. Несмотря на остывший воздух часовни, Германн не ощущал холода, как раз наоборот. Казалось, будто внутри него, пыхтя разгоралась давно бездействовшая домна, возвращая его к жизни. Ньют пробежал ласковой рукой по больному бедру, задумчиво нажимая ладонью на ноющие мышцы, прежде чем добраться до молнии брюк. Германн растаял. Если бы он мог вернуться в прошлое на пять лет назад и сказать себе, что когда-нибудь займётся любовью с Ньютоном Гейзлером на алтаре Храма Кайдзю, то интересно, как бы отреагировал он-прошлый... Не обрадовался бы. Представив это, он усмехнулся, нетерпеливо скользя губами по шее Ньюта.
- Я знаю, что любишь.
Резные кайдзю слепо пялились вниз на двоих на алтаре. Глаза из стекла, краски и камня бесстрастно следили за тем, как они вцепились друг в друга. Германн ощущал их повсюду... даже когда лёг на спину, и Ньют прижался к нему сверху. Лопатки тёрлись о рубчатый бархат. Он закрыл глаза, увлекаемый вихрем аморфных форм и тяжёлого звука крови Ньюта, струящейся сквозь него, твёрдым осознанием ускорения собственного сердцебиения. Германн ускользал от мира в этих сенсорных ощущениях, теряя последнюю нить рационального мышления в кружении языка и татуировок.
В какой-то момент Германн был почти уверен, что он услышал слабый звук... знакомый музыкальный сигнал. Он едва отметил это, и его внимание было отвлечено практически мгновенно.
Похороненный в глубоком кармане рейнджерской куртки сотовый телефон звонил... без ответа. PS Как обычно - видите ошибки, опечатки, ляпы - пишите хоть в почту. хоть в комментарии - всегда рада. Не то, чтобы я довольна этой главой и явно ещё буду её править, но уж очень она выматывающая. Как правильно сказала Dr. Noname - ребятам дали расслабиться, читателю - НЕ ДАЛИ!
Украла у Sirickss. Это из сериала по Агате Кристи, где героя Гормана - игрока, альфонса и циника, повесили буквально через пятнадцать минут после начала фильма.
Несмотря на обнадёживающее начало, Ньют спит плохо, то и дело просыпаясь, беспокоясь из-за событий прошедшего дня. Его изводит воспоминание о поцелуе. "Чем, чёрт возьми, я думал? - бранит он себя, - Чуть было всё не поломал. Нельзя творить такое без спросу, особенно если имеешь дело с кем-то вроде Германа. Особенно после того, как он признаётся, что его последние отношения распались, потому что его пара хотела двигаться побыстрее. Или хотела что-то, чего не хотел он.
Но... он позволил мне вернуться. Он опять пустил меня в постель. Вернул моё барахло в ванную и шкаф. Почему он позволил мне вернуться?
Он бросил меня рефлекторно. Он был таким одиноким, и так боялся позволить другим людям быть рядом, что не видел других вариантов. Чего бы он ни хотел - если бы он позволил себе чего-то хотеть - он должен был поступить так, как приучил себя поступать. Но он верит, что я не такой, как остальные. Он... доверяет мне. Он доверяет - мне. Он доверил мне свою жизнь. Он доверяет мне свою тайну. Он доверяет мне своё здоровье. Это сентиментально, но, значит, теперь он доверяет мне сердце. Я не могу его подвести.
Я могу сделать это. Я голыми руками справился с кайдзю и спас человечество от иномирного нашествия. Я могу позаботиться о вздорном, испуганном британском математике".
Ньют переворачивается, чтобы посмотреть в лицо Герману. Он протягивает руку, чтобы погладить его волосы, но замирает, остановив её на полпути. "Согласие",- напоминает он себе. Он довольствуется их общим теплом под крылом Германа, дожидаясь, когда тот проснётся.
Лёгкое трепетание крыльев - первый признак пробуждения, который получает Ньют. Герман хлопает глазами, пытаясь сфокусироваться на соседе.
- И как давно ты на меня таращишься? - нетвердым голосом спрашивает он.
- Какое-то время, - с хитрой улыбкой отвечает Ньют.
- Увидел что-нибудь хорошее?
- Ага. Потому и таращился.
Герман мигает сильнее, постепенно осознавая смысл диалога: - Во что я позволил себя втянуть? - бормочет он.
- Герман, я пока не уверен, но типа можно начать с лекарств, душа и какого-нибудь завтрака.
В столовой, после того как они покончили с едой, Герман, извиняясь, говорит, что должен выйти в город по делам, и вежливо отклоняет предложение Ньюта его сопровождать. Он уходит, и Ньют отмечает, что таким здоровым и сильным он не выглядел, пожалуй, с Рождества. Ньют отправляется в лабораторию, думая по дороге, что поход в город - тем более в одиночку - странная вещь для Германа. Он же почти никогда не покидает базу.
Без Германа и скрип его мела лаборатория кажется пустой. "Оно так всегда было, или это что-то новое?" - спрашивает себя Ньют.
Надо работать, надо подтянуть все хвосты, но сердце Ньюта не лежит к этому. Он равнодушно ковыряется в одном из последних образцов кайдзю, пока не слышит, как планшет сигналит: "свежая почта". На своём стуле он стремительно катит к столу, на котором оставил планшет, и читает новое сообщение.
- Да! Аз! Есмь! Офигенный! - кричит он в пустой комнате, триумфально потрясая руками над головой. По крайней мере, он думал, что комната пуста.
- Ньютон, я прервал твою ежедневную сессию поглаживания эго? - Герман невозмутимо идёт к своему главному столу, неся под мышкой небольшой пакет, завёрнутый в коричневую бумагу.
- Не-а. Она была раньше. Сейчас я поздравлял себя с хорошо сделанной работой, но пока не могу тебе сказать, что это было.
- О Боже, и как я снесу неизвестность? - театрально жестикулируя, произносит Герман, - Если ты меня простишь, я вернусь в свою комнату. Моё дело утомило меня больше, чем я ожидал.
- Чувак, тебе пора бы лучше знать свои возможности, - отзывается через плечо Ньют, прежде чем обернуться и понять, что Герман его уже не слышит.
- Чёрт, он шустро двигается для парня, который говорит, что он устал, - бормочет Ньют.
Он видит, что пакет, который принёс Герман, лежит на одном из рабочих столов. "Чувак так спешил, что забыл его тут",- думает он. Он поднимается и идёт за свёртком, собираясь забрать и вернуть Герману. Поднимая, он не особо его разглядывает, так что чуть не пропускает этикетку, подписанную дёргаными каракулями Германа. Она сообщает: - С Днём Рождения, Ньют.
Ньют смотрит на неё ошеломлённо: "Он вспомнил про мой день рождения. Даже я забыл про мой день рождения. И он назвал меня "Ньют", что само по себе чудо и подарок".
Сгорая от любопытства, он снимает бумагу и находит третий том "Акира" - взамен той единственной книги, которая погибла в прошлом году, когда в комнате биолога случилась протечка. Ньют был слишком занят, чтобы найти копию. Это... Это было просто чересчур мило.
Сделав один телефонный звонок, Ньют хватает планшет и книгу и отправляется в комнату, по пути ненадолго завернув в столовую. Постучав, он входит - держа книгу под мышкой и распевая: - Я принёс печенье!
Вздохнув, Герман отрывается от чтения и смотрит на Ньюта поверх очков. Он сидит на кровати без рубашки, прислонившись к стене и вытянув ноги, на больном колене устроилась грелка.
- О, замечательно. Я так мечтал провести вечер с засахаривающимся Ньютоном Гейзлером.
- Тебе повезло, что у них не нашлось торта, - отвечает Ньют. Герман фыркает.
- Серьёзно. Продержимся на них, пока сюда не доберётся ужин.
- Не вздумай есть их в постели. Всё будет в крошках.
Ньют закатывает глаза: - Тогда вставай с кровати и съешь штучку, пока не стал совсем невыносим из-за гипогликемии.
Откашлявшись, Герман кивает на своё колено.
- Ну или забей на цивилизованность и съешь печенье в постели, - говорит Ньют.
Ворча, Герман откусывает от печенья.
Спустя три четверти часа телефон Ньюта издаёт игрушечный рёв. - Поверить не могу, что ты сделал это рингтоном, - комментирует Герман. Ньют выглядит обиженным и после разъединения сообщает: - Чтоб ты понял: это - первый когда-либо зарегистрированный рёв кайдзю. Это часть истории! - Это раздражающе. - Потом доспорим. Мне нужно забрать нашу еду, - говорит Ньют и выскакивает за дверь. Он возвращается с охапкой коробочек "еды на вынос". - Лучшее индийское в окрестностях, - кричит он, - Я взял твоё любимое. - По какому поводу? - спрашивает Герман, заглядывая в одну из коробок в поисках обещанного шпината с сыром панир. - Не стройте из себя дурачка, мистер "я-собираюсь-пойти-поискать-тебе-реально-клёвый-подарок-и-делаю-вид-что-типа-не-в-курсе", - рекомендует Ньют, сдвигаясь на кровати, чтобы усесться возле Германа. - Я так понимаю, ты одобряешь мой выбор? - спрашивает Герман, не отрываясь от еды. - Обожаю. Теперь у меня снова есть всё собрание, и ты это должен прочитать. Герман усмехается. - Ты знаешь, что хочешь этого, - поддразнивает его Ньют. Закончив еду в дружелюбном молчании, они читают, сидя бок о бок, пока их не накрывает усталость. Ньют, заметив, что они с Германом поочерёдно зевают, отбирает планшет напарника и снимает с него очки. Проигнорировав ворчливо-сонный протест, он поднимается, чтобы сложить изъятое и собрать для Германа вечерние лекарства. Выключив свет и просочившись в постель, Ньют говорит: - Не бери Оксфорд, Герман. Или любую другую работу. Пока. Пожалуйста. - А почему нет? - Я работаю над кое-чем получше. - Мои поздравления, Ньютон, - говорит Герман, наконец-то окончательно устроившийся для сна, - я надеюсь, это то, что ты искал, но не понимаю, каким образом перспективы твоего трудоустройства относятся к моей будущей занятости. - Я работаю над кое-чем получше для нас двоих, - исправляет себя Ньют, - дай мне неделю, чтобы всё устроить и рассказать тебе.
- Думаю, от недели вреда не будет, - уступает Герман.
- Спасибо, чувак. И перестань выгибать крыло. Тут холодно.
Герман вздыхает и протягивает крыло чуть дальше над Ньютоном.
Примечание от переводчика
Чтоб я понимала. зачем Ньюту в манге такое (кусочек из той самой Акиры) , после того. как Бродяга лупил кайдзюшечку по морде сухогрузом. Но на вкус и цвет...
Ещё чуточку про англоязычные фанфики по "Рубежу".. Вот этот, к примеру: archiveofourown.org/works/1132831 - альтернативная вселенная, из тех, что с кофейнями. Кромешный ужас минимальными средствами. Совершенно великолепный безумный Ньют. На самом деле у автора там здоровенный (и очень разный) цикл: archiveofourown.org/series/66677, но этот Ньют - не-воз-мож-ный. Вот эта огромная штука: archiveofourown.org/works/1075605/chapters/2160... - автор её несколько раз пытался закончить - а потом пришивал ещё кусочек - один прекраснее другого. Совершенно неожиданная сказка (мне этот автор не шибко близок, но тут, пока Оккам стоял, сунула нос - и вдруг втянулась, как кошка в пылесос): archiveofourown.org/works/1126638/chapters/2271... - всё как надо - альтернативная вселенная, драконы, магия, брак поневоле.Из Германа получается очаровательный закомплексованный и ворчливый принц-консорт. А ещё есть большие вещи, которые авторы забросили к моей великой печали (это я сейчас занимаюсь дешёвым колдунством, ну как проснуться). Вот это - archiveofourown.org/works/929342 - очень неожиданно, иногда безумно трогательно и порой чудовищно смешно. Автор бросил мальчиков в середине ноября и я уже готова стучать через океан по нефтяной трубе азбукой Морзе - "автор, это отличная история, я тебя очень прошу, пиши ещё!" Хотя, подозреваю, автору просто не до этого, потому что то, что это отличная история ему раз сто сказали. И вот эта, к примеру: - archiveofourown.org/works/983019 - которая как-то мало кому интересна (может оттого автор и забросил). Автор, давай уже, милый, просыпайся. нельзя бросать наших умных идиотов в таком раздрае. Всё, ушла в Оккама. Ну и про альтернативный вселенные:
Картинка от автора Оккама (blairtrabbit ) с нашей парочкой в кентавр-варианте.
PS Только не спрашивайте "Кса, а кроме фанфиков ты что-нибудь читаешь?" Читаю, детективы. Потому что мне их потом рецензировать. Ну ладно, иногда попадаются очень годные, вот на прошлой неделе был свеженький про Харри Холле - так всё кака я люблю - жить и работать с таким человеком невозможно, но читать про него - чистое удовольствие.
(Выныривая из Оккама и мрачно косясь на двенадцатую главу Афины) - картиночка для передышки (сериал "Возмездие" Траск - специалист по сложным случаям - придушить там кого, пошантажировать... ):
Как выражается муза моя Sirickss - эротичный упыще.
Как же я буду любить режиссёра, который догадается снять его вампиром (ну пусть даже не в Кладбищенских историях, ладно, пусть просто в красивом костюмной фильме).
(Мармеладное драже, прошлое, вопросы согласия, коробки и много споров)
читать дальше Герман просыпается намного раньше Ньюта, удовлетворённо вздыхает при виде человека, лежащего рядом, и сам удивляется своей реакции. "Когда это произошло? - спрашивает он себя, - Когда я начал радоваться его компании?" Какое-то время Герман наблюдает за спящим другом, но вскоре начинает бороться с желанием обвести контур крыльев кайдзю на его плечах. Он задаётся вопросом, не поможет ли прикосновение к рисункам на коже вспомнить их цвета. Наконец, встряхнувшись, он вновь устраивается в тепле возле Ньюта. Он смотрит, как Ньют разворачивается к нему лицом, фыркает и сонно причмокивает губами, пробираясь через последние волны сна. - Хороший сон? - тихо спрашивает Герман. - Офигенный, - вздыхает Ньют, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми, - У меня был дом и ребёнок... и партнёр, и всегда было солнечно, и, Боже, это было такое тёплое чувство, как никогда раньше. Как любить весь мир. Ты знаешь это чувство? Герман, ты был когда-нибудь влюблён? - мечтательно спрашивает Ньют. - Какое тебе до этого дело? - огрызается Герман, садясь. Резкий ответ вымывает остатки сна из мыслей и голоса Ньюта: - Я... пытаюсь лучше тебя узнать. Господи, мы дружим с начала времён, а я о тебе многого вовсе не знаю. Ну как вчера про дальтонизм. Я и понятия не имел. - Зато я слишком хорошо ознакомлен с твоей историей и процессом мышления, - продолжает Герман ворчливым тоном, - Ты хотя бы иногда способен не озвучивать любую мысль, приходящую в твою голову? Ньют закатывает глаза: - Чувак, ты не поверишь, сколько я храню тайн. - Вроде того неприятного инцидента с мармеладным драже? В Принстоне? - ухмыляется Герман. - Ты это видел?! Это несправедливо! Нельзя использовать против меня мои воспоминания! - бушует Ньют, - А с другой стороны, я думаю, знаешь - это нормально. Тем более что это, похоже, достаточно забавно, чтобы тебя рассмешить, что тебе ужасно идёт, и ты должен так делать почаще. Но эта история не должна покинуть твою комнату. Полиция нас до сих пор ищет. Улыбка и смех Германа становятся зловещими. - О, Боже, ты собираешься меня этим шантажировать, что ли? Приятель, может, мне надо было позволить концу света случиться? У тебя не должно быть надо мной такой власти. Герман улыбается во все зубы и наконец безумно хохочет. - Ты монстр! - верещит Ньют. Герман вздрагивает, и смех прерывается.
- Так. Нет, - говорит Ньют, - Туда ты не идёшь. Там мы уже много раз были. Ты человек, и тебе пора начать об этом помнить. - Я. Не. Человек. - взрывается Герман, резко раскрыв во весь размах целое крыло, - Это достаточное доказательство. - Ну да-а. Форма тела - вот всё, что делает нас людьми, - язвит Ньют. - Я очень хорошо знаю, что это ещё не всё, - зло говорит Герман, сверля Ньюта взглядом, - Ты спросил, был ли я когда-нибудь влюблён. Я думаю, что однажды был, но она назвала меня бесчеловечным и бросила раньше, чем узнала, насколько я чудовищен. Он глядит на свои руки и трёт ладони друг о друга, словно спасаясь от холода всплывающих воспоминаний. - Она хотела от меня такие вещи... я не знаю, как... я не мог ей это дать. Она оставила меня ради нормального человека, - его голос нисходит до шёпота, - Я уже был готов ей рассказать. - Извини, Герман, - мягко говорит Ньют, - Она сама какое-то чудовище, реально. - Как ты смеешь так говорить, - ощетинивается тот, дёргая крыльями, - Ты с ней никогда не встречался. Я не знал никого более понимающего и терпеливого, чем она. Но всё же она не смогла быть со мной, даже не зная о всей моей ненормальности. - Да хрена лысого, Герман, понятно же, что это с ней что-то не так! Любой человек, у которого достаточно функционирующих нейронов для дыхания, будет тебе рад! Я... - он неистово мотает головой, - Смотри, люди, которые тебя любят - любят тебя. Это просто... ты. Тебе случилось появиться с парой больших красивых крыльев. Ты - не что-то заурядное. Ты это ты. И ты совершенно удивительный. - Ньютон, тебе хорошо говорить, но... - Заткнись! Не спорь со мной об этом! Прежде, чем Герман успевает найти возражения, или понять, что происходит, Ньют бросается к нему, решительно берёт за подбородок и напористо целует, используя его изумлённый вздох, чтобы прикусить нижнюю губу. Герман отталкивает его, выглядя совершенно испуганным и дрожа от ужаса. - Охдерьмо! Я не... Я не... Забудь! Забудь, что я это сделал! Нет! Просто ... Я не знаю! Я не подумал! - развернувшись, Ньют выбегает из комнаты, схватив по пути свою одежду, оставив позади ошеломлённого застывшего Германа. Дверь хлопает, и Герман остаётся сидеть в абсолютном оцепенении. "Ну вот опять, - думает он, - Ну вот опять. Очевидно, что Тендо ошибся. Ньютон от неё ничем не отличается. Я надеялся... мечтал..." - то стискивая, то разжимая кулаки, он наблюдает, как перетекают мышцы под симметричными шрамами на внутренней стороне предплечий. "Теперь я сильнее, - говорит он себе, - я могу это прекратить раньше, чем станет слишком больно. Мне нужно себя защитить. Это самое важное". Он трёт глаза, смахивая набежавшие, но не успевшие потечь слёзы, и поднимается на ноги. Опираясь на трость, он открывает шкаф, чтобы собрать вещи Ньютона. Приходит вечер, но Герман так и не выходит из своей комнаты. Большую часть дня он сидит за столом, ничего не делая, опустив лоб на скрещенные на столешнице руки, охваченный почти бездумным трансом. Он слушает звук собственного дыхания и шёпчущий в перьях воздух. "Это то, что необходимо сделать. Единственное, что необходимо сделать. Лучше прекратить всё это раньше, чем мы оба будем изранены. Я защищаю Ньютона и себя. Другого Анкориджа не случится, я не позволю ему случиться, - он дрожит и плотно окутывает себя здоровым крылом, - Это всё, что я могу сделать, - шепчет он, - это единственное, что можно сделать. Это..."
Его мысли прерывает громкий стук в дверь. Ньют беспорядочно барабанит и кричит, перемежая свой гневный английский ломаной немецкой бранью. Вопли становятся всё громче, спустя минуту Герман сдаётся и открывает дверь красному трясущемуся Ньюту. - Что ты творишь, Герман? - шипит Ньют, указывая на коробку, выставленную снаружи на ступеньке у двери, - Это что? Герман жестом предлагает ему войти. Схватив коробку, заполненную его аккуратно сложенной одеждой, под которую спрятаны лекарства, а поверх всего лежит зубная щётка, Ньют вваливается в комнату, и разворачивается лицом к Герману. - Что ты тут такое творишь? - повторяет он. - Ньютон, - нервно начинает Герман, сознательно стараясь не встречаться с ним взглядом, - Я считаю, что это продолжалось достаточно долго. Я-я думаю, мы должны вернуться к раздельной жизни, - закончив, Герман наконец-то смотрит ему в глаза. - Это... это потому, что я тебя поцеловал, - шепчет Ньют. Его голос вырастает до пискливого крика, когда он продолжает: - Ты хочешь вышвырнуть меня, потому что ты мне небезразличен? В самом деле? - Так будет лучше, - ровно говорит Герман. - Ты так думаешь? На самом деле? - высокий голос Ньюта возвращается к нормальному диапазону, когда изумление сменяется решимостью: - Я обдумал... Смотри - я стал счастливее с тех пор, как мы начали... всё это, - говорит он, охватывая взмахом руки Германа и комнату, которую они делили, - Я думаю, ты тоже был счастлив. Так какого чёрта ты пытаешься это прекратить? Ты хочешь вернуться к своему одиночеству? - Я хочу это прекратить, потому что ничего не выйдет. - Почему? - требовательно спрашивает Ньют. - Я не хочу обсуждать это с тобой. Я прошу уважать моё решение. Пожалуйста, возьми вещи и уходи, - голос Германа звучит безжизненно, глаза по-прежнему сосредоточенно рассматривают пол. - Нет. Я никуда не пойду, пока ты не разъяснишь мне, чётко и логично, почему я должен это сделать, - скрестив руки на груди, Ньют подходит ближе. Герман отступает на шаг. - Ньютон, я не хочу спорить. Уйди, пожалуйста. - Ты? Не хочешь спорить? Ты что, вчера утром правда стукнулся башкой до сотрясения мозга? Дай мне ещё раз взглянуть на зрачки, - Ньют делает ещё шаг вперёд. Не сходя с места, Герман оборонительно вытягивает руки: - Не трогай меня! - кричит он, - Я в порядке. Я просто уверен, что всё у нас будет лучше, если мы расстанемся сейчас, прежде чем стали друг от друга слишком зависимы. - О боже! Ты самый невыносимый идиот, с каким я когда-либо спорил! - разведя руки, Ньют наклоняется вперёд, вторгаясь в пространство Германа: - Быть вместе - не слабость! Нуждаться в ком-то - не слабость! Радоваться близости другого человека - не слабость! Люди - социальные животные! Это наше предназначение - быть вместе! - Ты опять забываешь, что я не человек, - сухо отвечает Герман. - Так что общепринятый образ мыслей ко мне не относится. - Заткнись! Перестань! Я устал от этого твоего аргумента! Ты офигенный человек, и я всерьёз хочу остаться с тобой и посмотреть, что из этого выйдет. Я думаю, что это верное решение, - заявляет он, - И прежде чем начнёшь орать в ответ - моё утверждение подкрепляется тем, что мы были счастливы вместе. Нам было комфортно - это факт. А всё, к чему ты апеллируешь - это твой страх и неудачный жизненный опыт. - Ты, очевидно, не понимаешь... - Это ты планируешь монолог "все обещания лживы"? - спрашивает Ньют, делая скучающее лицо, - Эти аргументы не сработают. - Ньютон, ты понятия не имеешь, какие обещания мне давались и как быстро они были нарушены, - Герман пристально смотрит на Ньюта, - Твоё поведение сегодня утром показывает, что ты ничем не отличаешься от тех, к кому я привязывался раньше. - Ты что, считаешь себя чем-то вроде мины? Взорвёшься, если кто-то окажется слишком близко? - щетинится Ньют. - Да, - кричит Герман, - Чёрт побери, Ньютон, уйди и оставь меня в покое! - О, нет, - подчёркнуто мотает головой Ньют, - Ты слишком сильно хочешь этого. Я не оставлю тебя одного, чтобы ты опять залез в свой ненавижу-себя-жилет, - говорит он, - Я-я понимаю. Я сегодня утром лажанулся, так? Я имею в виду... ты - у тебя, как это, это... сенсорное голодание, так? Тебя и трогал-то мало кто, а я просто схватил и поцеловал. Конечно, это тебя потрясло. Я на самом деле удивляюсь, как ты мне не врезал. Я это абсолютно заслужил, когда на тебя напрыгнул. Важно, чтобы по согласию... Если ты меня не выставишь - пожалуйста, не бросай меня - я буду держаться. Клянусь. Ничего без разрешения, пока тебе самому не понадобится, даже если это навсегда, ладно? Если ты не хочешь прикасаться... и целоваться... и секс - ну ладно. Я нормально с этим. Просто скажи мне - чего ты хочешь?
- Ты не осознаёшь, о чём говоришь.
- Я осознаю каждое слово. Вот те крест.
- Я не знаю, что сказать.
- Герман, это не так уж сложно. Скажи, чего ты хочешь.
- Я и говорю, что не знаю! Я не знаю, чего я должен хотеть! Я не знаю, чего я могу хотеть! - он гневно взмахивает рукой, трость с грохотом падает на пол, Ньют бросается к нему, чтобы поддержать, и он отшатывается назад и в сторону, едва успев схватиться за край стола. Оттолкнув протянутую руку Ньюта, он смотрит на него, пытаясь всё сказать взглядом.
- Я. Не. Знаю, - рычит он.
- Хорошо-хорошо, - Ньют делает умиротворяющий жест, - Давай отступим назад и посмотрим на это рационально. Мы оба были довольно-таки счастливы, и чаще, чем раньше, с тех пор как... стали жить вместе, так?
Герман осторожно кивает.
- Мы оба согласны, что быть счастливым - это хорошо?
- Пока источник счастья не вредит другим.
- Герман, это условие даже не рассматривается.
Герман выражает согласие ещё одним настороженным кивком.
- У меня такое предложение: будем ехать, пока катится, пока мы оба довольны - и неважно, выйдет из этого роман или нет. Возможно - я реально надеюсь, что так не случится, - мы получим работу в разных местах и через месяц пойдём каждый своей дорогой. Или, возможно, мы получим общий ангажемент и двинемся вместе. Мне бы очень хотелось хотя бы дать этому шанс. Что скажешь? - Ньют с надеждой смотрит на Германа.
- Ньютон...
- Пожалуйста...
- Хорошо, - очень тихо отвечает Герман.
Ньют облегчённо сутулится.
- Обнимемся на радостях? - спрашивает он.
Герман склоняется к нему и обнимает - сначала робко, а потом плотнее, давая другу возможность себя держать.
- Спасибо за этот шанс, - говорит Ньют. - Ты не пожалеешь.
- Не хотелось бы, - отвечает Герман, разжимая объятия. Ньют усмехается в ответ.
"Надеюсь, что нет, - думает Герман, - Пожалуйста, Господи, надеюсь, что нет".
- Я думаю, мне нужно лечь пораньше. У меня сегодня было слишком много нервотрёпки, и это целиком твоя вина. Если у тебя нет...
- Стоп, чувак, давай поругаемся завтра, после того, как тебе приснится, как ещё меня похуже обозвать. А прямо сейчас, я думаю, мы оба заслужили лечь пораньше. Я прав?
Герман ворчливо соглашается.
Он бредёт к кровати и укладывается на своё обычное место - у стены, на животе, неплотно сложив за спиной крылья. Устроившись, он движением крыла предлагает Ньюту присоединиться. Ньют скидывает с себя одежду, оставшись только в боксёрах, и проскальзывает под протянутое крыло. Спросив разрешения, он сдвигается спиной в сторону Германа, и тот осторожно прижимается к нему.
"Пожалуйста, - думает он, - пусть это будет тот редкий случай, когда предчувствие меня обманывает".
- Герман, ты нервничаешь так громко, что отсюда слышно. Расслабься и давай спи, - бросает через плечо Ньют.
Герман вздыхает: "Сейчас я счастлив, довольно и этого. Довольно и этого".
От переводчика: не то, чтобы я вполне довольна результатом, но это уж очень нервная глава, так что потом поправлю ещё.
Появилась 24 глава Бритвы Оккама. Мальчики живы, Соня пока тоже, больше не спойлерю. Кроме того, что традиционно всё оборвано на самом интересном месте. Вот ведь Шахерезада. Ушла сдохнуть под кустиком в перевод (в два, потому что в соседнем окне открыта 11 глава Совы Афины, в которой тоже что-то эмоции зашкаливают... бедный я маленький зверь, меня этими текстами порвёт).
Когда Ньют просыпается следующим утром, ему приходит в голову, что он согласен остаться тут навсегда. Ну да , на самом деле он как бы и правда очень хочет остаться в тепле под крылом у Германа навсегда. Не в метафорическом смысле. Ему сейчас под силу горы свернуть в одиночку... Буквально под его крылом он чувствует себя настолько как дома, как не было целую грёбаную вечность. Мысленно он множит на два своё настойчивое желание найти новую работу вместе с Германом. Это должно быть что-то совершенно потрясающее, иначе ворчливый ублюдок останется в скучном древнем Оксфорде, где всё навсегда застыло.
"Интересно, а "навсегда" с Германом - это сколько? - спрашивает он себя, - С Германом, у которого не только человеческие гены. И не вполне человеческое тело. А что, если он получил совиный век? Хотя это бред... Если б было так, он бы уже давно умер. Может, я смогу протестировать его ДНК на тему маркеров долголетия?
Ньют глубоко вздыхает и чувствует, как короткие волосы Германа щекочут ему нос. Тот сонно сопит у его груди, крылья шевелятся, шелест перьев похож на шёпот.
"Да, "навсегда" - это было бы славно".
Не будя Германа, он разрабатывает в уме следующую фазу операции "Сохраним Ньюта и Германа вместе". Процесс планирования прерывается, когда крылья и руки Германа начинают дёргаться, и он издаёт тихие испуганные звуки, каких Ньют никогда от него прежде не слышал. - Герман, эй! Приятель, у тебя кошмар. Давай, открывай глаза.
Веки Германа трепещут, открываясь, его глаза расширяются, когда взгляд сосредотачивается на татуировке кайдзю, пересекающей грудь Ньюта. Резко отпрянув, он натыкаясь на стену, его голова врезается в бетон, встопорщившиеся от рывка сломанное крыло оказывается зажатым между его телом и стеной. Схватив подушку, Ньют прижимает её к груди, пряча рисунок. Герман вновь мигает и потирает затылок. - О-оо... Это просто ты, - говорит он с облегчением. Ньют выпускает дыхание, которое он задержал, сам того не заметив. - А это хорошо? Наверно хорошо, что твой кошмар не обо мне. Это бы реально подпортило мою нынешнюю счастливую жизнь. Так же как и то, что у тебя травма головы, которая может тебя убить. Дай-ка мне на неё взглянуть.
Сначала Ньют проверяет зрачки Германа, потом запускает пальцы в его волосы и перья в поисках переломов или болезненных мест. Не найдя их, он констатирует: - Не похоже, чтобы ты повредил крыло, и голова, кажется, тоже в порядке, так что вроде можно выпустить тебя из постели, не опасаясь. - Благодарю за Ваше разрешение, доктор, - саркастически отвечает Герман. - Обращайтесь в любое время, пациент, - говорит Ньют весело и уже серьёзнее спрашивает: - Хочешь рассказать мне, о чём был кошмар? Герман трёт рукой глаза. - Это какая-то военная организация, создающая армию крылатых солдат. Каждый из них был моим клоном. Для создания каждого взяли образчик моей плоти. Они медленно разбирали меня на части, - дрожа, Герман обнял себя руками и несвязанным крылом, - Клоны были построены по тому же принципу, что и кайдзю. - Господи... Это два кошмара по цене одного. - Да. Точно, - Германа вновь передёрнуло, - А ещё это был мой первый цветной сон. Это ошеломляюще... Ньют прикусывает язык и решает не сообщать Герману, что тот рассеянно обводит кончиком пальца контур Ямараши на его предплечье. Это щекотно. - А что странного? Я слышал, что довольно многие обычно, пусть и не всегда, видят чёрно-белые сны, - говорит он с возрастающим любопытством, - Подожди... Все твои воспоминания были в оттенках серого... - Я страдаю монохроматическим дальтонизмом. До дрифта я не видел никаких цветов, кроме чёрного, белого и серого. Логично, что у меня нет ни одного цветного воспоминания. Я знаком с цветом только по твоим воспоминаниям и воспоминаниям кайдзю. - Я знаю тебя целую вечность и понятия об этом не имел, - Ньют замолкает, собирая всю свою отвагу, - Если говорить о вечности, Герман, я думал... - Лучше, чтобы твои мысли не включали очередной план, способный тебя угробить, - сердито посмотрев, Герман скрещивает руки на груди. - Ну, по крайней мере, не напрямую. Это о тебе, - Герман застывает, готовясь к обороне, поэтому Ньют бросается в атаку: - Влияет ли твоя... м-ммм... уникальная генетика на продолжительность жизни? Я имею в виду, что проверил - домовые сычи живут всего года по три. Я понимаю, что ты ещё молодой, как бы ты себя ни вёл, но ты не собираешься...типа... начать в какой-то момент быстро стареть, или рухнуть замертво в сорок? - Понятия не имею, - говорит Герман, теребя кромку наволочки - его крыло нервно дёргается, - До сих пор я старел как обычный человек, но я не знаю, как с этим всё будет обстоять в дальнейшем. Если моя мать и знала, то информация пропала вместе с записями о её исследованиях. Я знаю только то, с чем смог разобраться Дитрих. Прецедентов не было. Ни одна из прочих попыток моей матери манипулировать с генами не прожила дольше нескольких часов. - Она попыталась не один раз? - взвизгивает Ньют. - Конечно, - фыркает Герман, - Ты лучше прочих должен знать, что клонирование - не точная наука, - говорит он с издёвкой, - Я не знаю, сколько у меня было сиблингов. Знаю, что некоторых родили суррогатные матери, - он закрывает глаза и прислоняется затылком к стене, - Мой отец во время ссор любил напоминать матери об их смертях. Ньют роняет челюсть: - Это абсолютное зло! Исус Христос, они оба просто ужасны, но вот эта самая большая низость, о какой я только слышал, - недоверчиво говорит Ньют. - Однако это был очень эффективный способ добиться своего - Герман делает паузу, рот растягивается в горькой улыбке, - Единственное, что этот человек любит больше, чем быть правым - добиваться своего. - Да я типа заметил. Вот ведь хуй. Лучше тебе без необходимости с ним не контачить, - убеждённо говорит Ньютон, - Как насчёт начать наш день? Они оба устремляются в ванную, из-за чего случается добродушная потасовка за право первому почистить зубы. После перевязки и завтрака, они отправляются в лабораторию для дневной работы. Игнорируя свирепые взгляды Ньюта, Герман поднимается на свою лестницу и продолжает трудиться над окончательной моделью Разлома. Ньют смотрит на оставшиеся образцы, но впервые с момента появления кайдзю они совершенно не способны его заинтересовать. "Единственное, что сейчас действительно интересно, - думает Ньют, бросая опасливый взгляд через лабораторию, - это Герман. Думаю, я мог бы выяснить что-нибудь о его семье, делая вид, что ищу что-то про кайдзю, прежде чем он сможет углядеть это у меня через плечо. Мне не нужно, чтобы он считал меня каким-то пронырливым сталкером.
Вскоре интернет-поиск Ньюта фокусируется на матери Германа.
В аспирантуре она была яркой и нестандартной, но не гениальной, и ничто из найденного им, не указывает на возможность её будущих достижений. Есть несколько удачных цитат из её ранних работ, какие-то гранты, постдокторантура с одним первоклассным парнем, но в самом деле похоже, что она станет одной из тех ученых, что стоят на заднем плане сенсационных открытий. Ни в коем случае не звезда но, безусловно, всегда в команде. И где тут, чёрт возьми, женщина, создавшая Германа?! Он открывает другую страницу и присвистывает. Да вот же она - спряталась среди кратких анонсов новых исследований в безвестном немецком журнале. Стремительно взломав блок, Ньют Ньют обеспечивает себе бесплатый доступ, бормоча что-то о тяге информации к свободе, и внимательно читает, сверяясь с немецко-английским словарём в случаях, где его немецкий заржавел. В документе был подробно описан её метод перемещения генов птичьей ДНК. Это была великая идея. Если это работало (как она утверждала), то вот он - огромный шаг в сторону Германа. Хотя на бумаге оно выглядело не слишком надёжным по сравнению с другими, более традиционными методами, но могло послужить основой для стабильного должного соединения. Ещё одна подсказка была в другой статье, на этот раз на французском языке - "Предельные сроки активации встроенных генов на эмбриональной стадии развития". Она утверждала, что сумела встроить птичьи гены в эмбрион мыши. От этого до человека немалый скачок, но, возможно, она смогла с этим справиться. Но не понятно, каким образом могло работать то, что она описывала. "Я пробовал нечто подобное, когда был студентом, и достаточной связки не получилось. Она, вероятно, что-то изменила. Она попробовала что-то новое, и вдруг оно сработало. Это в тех записках, что пропали, - Ньют разочарованно мычит, - Вот последние две опубликованные ею работы. Она выходит замуж за Ларса Готлиба и исчезает с лица земли. Всё, что происходит позже - соавторство в паре работ мужа и несколько фотографий с академических приёмов или ещё откуда-то - всегда на учтивые полшага позади мужа. Объявления о рождении Дитриха и Карлы, опубликованные в местной газете. Где она работала? Откуда брала оборудование? Она не смогла бы сделать это в подвале... О, Господи... или ей помогали?" Долгий период нет ничего, потом объявление о рождении Германа, а потом Бастина.
Некролог.
"Найдена мёртвой в своём доме", - сказано там, - что, в сорок пять? Это похоже на шифр для слова "самоубийство". Она покончила с собой. Её муж отнял у неё работу, а, возможно, и весь внешний мир, и она себя убила. "Единственное, что этот человек любит больше, чем быть правым - добиваться своего" - сказал Герман. Он обвинил в этом Германа, не так ли? В глубине сознания Ньюта эхом прозвучал голос Ларса - фрагмент из воспоминаний Германа: "Смерть твоей матери - твоя вина. Её довела до этого необходимость заботиться о тебе". "Я собираюсь его убить, - думает Ньют, скрежеща зубами, - Клянусь, когда увижу его в следующий раз - убью. Такое не говорят никому, особенно ребёнку. Ему было восемь! Я сказал ему это. Ой... О нет. Где он? Что стряслось с этим дурацким диктофоном? Он это слышал?" - Ньют отчаянно роется на своей половине лаборатории. Услышав звуки разрушения на стороне Ньюта, Герман, постукивая тростью, идёт на шум. - Ньютон, что ты тут творишь? - окликает он. - О-о... Э-эээ, - Ньют, зарывшийся по локоть в коробке со всевозможными бумагами, замирает, - Ищу свой диктофон. - Если твоя неорганизованность не подросла от мне привычной, то он всё ещё в верхнем ящике твоего стола, - отвечает Герман несколько раздражённым тоном. Ньют бросается к столу и рывком открывает ящик - устройство лежит именно там, где обещал Герман. - Спасибо, чувак! - облегчённо выдыхает он. В ответ Герман закатывает глаза: - Полагаю, это первый раз, когда я слышу благодарность за то, что прибрал за тобой. - Я сам забочусь о своём бардаке. Ты уже сто лет как не сталкивался с серьёзной утечкой в лаборатории, - надувается Ньют, - Ты... Э-эээ... ещё его не слушал? - голос Ньюта подрагивает от беспокойства. - Нет. - Даже после первого дрифта? - допытывается он. - Нет, Ньютон. У меня были более важные дела, чем слушать, что ты там наболтал, прежде чем почти сумел себя угробить. Я его у тебя забрал, положил в твой стол и вернулся к работе. - Слава Богу, - Ньют несётся через комнату и едва успевает затормозить вовремя, чтобы не превратить объятие в катастрофу. - Что ты творишь? - вопрошает Герман, вяло пытаясь отпихнуть Ньюта, но тот только крепче сжимает хватку. - Обнимаюсь, - говорит он. - Это понятно. - Просто... просто смирись с этим, ладно? Это объятие. Обниматься хорошо. - А, да... Но это несколько слишком продолжительно, мне кажется, - нервно говорит Герман. - О-о... Ладно. Да, - Ньют судорожно вздыхает и разжимает руки, но позволяет своим пальцам задержаться на запястье Германа. - Как ты насчёт слегка прогуляться и чего-нибудь поесть в городе? Я угощаю. Герман смотрит на их руки так, словно не понимает, что происходит и как они оказались в таком положении. - Раз других предложений нет, довольствуюсь этим, - наконец произносит он. - Отличная логика, чувак! Понеслись! Набив животы лапшой в лучшей из ближних закусочных, они переодеваются в домашнее. Когда Ньют протягивает руку за своими пижамными штанами, его осеняет, что небольшой набор его одежды - аккуратно сложенной и рассортированной - занимает часть шкафа Германа. А в ванной есть его лекарства и зубная щётка. Понимание этого приносит томительное тепло, заполняющее его грудь. "Может быть, это взаимно, - думает он, - Может мне ничего и не придётся говорить. Это просто произойдёт". Он ложится со своим планшетом, чтобы в последний раз проверить почту, но вскоре замечает, что краем глаза подсматривает за Германом. Ньют ещё не привык к этому новому Герману. Пожалуй, единственным, что напоминало Ньюту человека, которого он знал больше десяти лет, были очки с цепочкой в стиле "старая дева-библиотекарь". Новый вариант определённо нравился ему больше - более умиротворённый, более... милый. "Боже, никогда бы не подумал, что применю слово "милый" для описания Германа Готлиба. Может быть, конец света всё-таки наступил?" - Ньют хихикает над собственной шуткой. Его смешок заставляет Германа оторваться от чтения и обратить внимание на соседа по комнате. Посмотрев на Ньюта, он со вздохом откладывает свой планшет. Ньют наблюдает, как он бредёт через комнату, и аккуратно сдвигается на постели, давая Герману добраться до его половины. Улыбаясь, он поворачивается, чтобы выключить свет. Сон находит их легко, и Ньют отключается в безопасности и тепле, под покрывалом из перьев, счастливо увернувшийся от выстрела из диктофона.
Примечания от автора: Люди с врождённым дальтонизмом (как Герман) всегда видят чёрно-белые сны. И все его воспоминания тоже были в оттенках серого. Идея, что цвета, которые Герман никогда не видел, появились после дрифта с Ньютом и кайдзю, была слишком прекрасна, чтобы не утащить её из комментариев.
Я не стала давать имя матери Германа. Я не люблю, когда персонажи, которым я дала имена, могут потом быть названы как-то иначе в каноне. Я действительно стараюсь писать с минимумом переменных.
"Для записи": я рассчитала возраст детей Готлиб (и возраст матери на момент их рождения): Дитрих - 42 (30); Карла - 40 (32); Герман, 35 (37); Бастин, 29 (41)
Примечание от переводчика:
Сами понимаете, я - никакой генетик. Так что если видите ляпы - пишите.
PS Прошу прощения за смену картинки, но уж очень прекрасен крылатый Герман. Далее буду чередовать со скульптурной совой Афины.
На работе заговорили с очаровательной новой барышней про аГлицкое кино. - Вот, - говорит она, - есть ещё такой британский актёр... Я его только раз видела, когда по "Культуре" сериал по Диккенсу шёл, не помню, по какой книге, темноволосый такой парень, молодой совсем, играл там... как же его... ну этого... о, Гаппи - какой потрясающий актёр! Хихикаю, протягиваю руку через её плечо и набираю в поиске "Бёрн Горман". - Ой, - говорит она. Целую её в макушку и радуюсь, что нашему полку гормонутых слегка прибыло. Надо бы ей Up There записать. Для Торчвуда или Рубежа она, пожалуй, слишком нежный цветок.
- Господи, Герман, ну и странный у тебя распорядок, - говорит Ньют, заходя в общую гостиную, чтобы стащить из холодильника какой-нибудь еды, - Ты сова, что ли?
Герман пугается, его рука бессознательно тянется к груди - проверить, на месте ли ремни. Всё в порядке, и его сердцебиение начинает замедляться.
- За сегодня это у меня первая возможность поесть, - оборонительно отвечает он.
- Серьёзно? Если похудеешь ещё, станешь двухмерным, - склонив голову, Ньют изучает своего лабораторного партнёра, - Хотя ты типа уже и так. Ты больше похож на ходячий стереотип, чем на нормального человека.
- Я возмущён вашей характеристикой, доктор Гейзлер. Ваше непринятие моей индивидуальности, только потому, что она не соответствует вашим представлениям о правильной одежде и поведении, повергло меня в печаль. Я ожидал от вас большей объективности.
- А я объективен. Просто ты смотришься, как сбежавший с кастинга на роль ботаника из 1950-х, - говорит Ньют, прежде чем сунуть в рот одну из присвоенных виноградин и удалиться.
- Пока, - бросает он.
Герман смотрит ему вслед. В то время, как часть его беспокоится, что Гейзлер когда-нибудь раскроет его тайну, другая - возможно, менее взрослая, получает извращённое удовлетворение от того, насколько неверно судит о нём этот маленький противный человечек.
год 2021
- Пойдём, чувак, - ноет Ньют, - Это выходной на пляже! Ты что, растаешь на солнце? Окаменеешь?!
Герман вздыхает и продолжает писать на своей доске.
- У меня есть важная работа, которая не может ждать, пока я трачу время на никчёмный выходной.
- Расслабься, Герман. Кайдзю и Разлом и завтра тут будут.
- Именно поэтому я и продолжаю работу. Я работаю, чтобы скорее настал тот день, когда их здесь не будет.
- А я продолжаю утверждать, что после отдыха ты будешь работать лучше.
- Благодарю за неуместную заботу, но заверяю - я в полном порядке и не нуждаюсь в перерыве.
- Поверить не могу, что ты это пропускаешь. Не хочешь всего один раз повеселиться, как нормальный человек?
Герман напрягается и прекращает писать: - Ньютон, что бы ты ни сказал, моё решение неизменно. Теперь, пожалуйста, дай мне работать, - заявляет он.
- Как хочешь, чувак, - говорит Ньют, вскидывая руки в жесте капитуляции и покидая лабораторию, - Но ты пожалеешь.
Когда шаги Ньюта в коридоре затихают, Герман прислоняется лбом к доске.
- Конечно, я хочу быть нормальным человеком, - шепчет он, глубоко дышит через нос и возвращается к работе над уравнением, - Я скучаю по солнцу на своей коже.
год 2022
- Герман, прекрати вдыхать мой воздух! Ты наполняешь его жуткими микробами. Я в самом деле не хочу подцепить твой грипп. Который, к тому же, что-то очень длинный.
- Со мной всё хорошо, - успевает сказать Герман перед новым приступом глубокого хриплого кашля.
- Ничего с тобой не хорошо. Ты больной, как собака, а я не хочу заболеть, поэтому с этим надо что-то делать.
- Если я продолжу работу у себя в комнате, ты прекратишь это непрерывное нытьё?
- Возможно, - отвечает Ньют.
Шмыгая носом, Герман бредёт к двери лаборатории.
- А ещё ты должен сходить к врачу за антибиотиками, как нормальный человек, а не строить из себя героя.
- В этом нет никакой необходимости, - выкрикивает Герман через задранное плечо, провоцируя новый приступ кашля, - Если бы это было возможно... - бормочет он
год 2023
- Это было прям-таки мило с твоей стороны, так ей помочь. Я и подумать не мог, что ты хорошо ладишь с детьми, - Ньют прислоняется к дверному косяку и скрещивает руки, - Ведёшь себя с ними почти как нормальный человек. Может мне стоит найти тут ещё каких-нибудь мелких отродий - чтоб было с кем нянчиться? Ну как у тебя всегда будет настроение получше?
Герман разворачивается на каблуках и возвращается к своей работе, изо всех сил стараясь игнорировать Ньюта. Судорожно выдохнув, он прикасается к груди, осознанно нащупывая под слоями одежды свою сбрую. Его состояние исключает возможность собственной семьи, но предложение Ньютона о замене имеет свои достоинства.
- Возможно, Ньютон, стоит это сделать. Я уже весь день присматриваю за тобой, разве меня затруднит другой ребёнок? - бросает он в ответ.
год 2024
- Чувак! Положи мел и отправляйся в постель. Ты работаешь уже двадцать часов подряд! Или тебе не нужно спать как нормальным людям?
- Я посплю, когда закончу. Это случится раньше, если ты перестанешь меня отвлекать, - отвечает Герман, с трудом сдерживая зевоту. Он готов обойтись без "спать, как человек", он согласен на вообше поспать. По крайней мере во сне он может позволить крыльям свободно двигаться, даже если это значит, что никто не сочтёт его нормальным.
год 2025
- Чувак, зачем ты так хотел любым способом быть нормальным? Нормальность совершенно переоценена!
- Откуда тебе знать? Из всех, кого я встречал, ты единственный, кто, возможно, ещё менее нормален, чем я.
- Сотри с лица эту ухмылочку, Герман. Я с гордостью несу свою анормальность.
- О да, это про тебя, - ласково говорит Герман, укрывая своим крылом спину Ньюта.
Примечание от автора:
Фанфик вдохновлён репликой из комментариев:
"Интересно, как часто на протяжении многих лет Ньют говорил подобные вещи, а Герман был вынужден просто пропускать их мимо ушей, потому что Ньют - не его отец, не знает, кем он является или не является, и требует от него "быть нормальным человеком" просто потому, что Ньют есть Ньют, а не потому, что подразумевает какую-то гадость."
Примечание от переводчика:
На самом деле в разговоре о детях предложение Ньюта звучит как: "Maybe I should find some more spawnlings around here to babysit." Если вдруг кто не знает, кто такие spawnlings, которых Ньют думает подсунуть Герману вместо детей (я вот не знала, я не геймер), так это выглядит, к примеру, так:
Такая типакайдзюшечка из игрушки - когти ядовитые, зубы прокусывают металл, всё как надо. Спиногрызы вот ещё тоже ничего синоним.
Герман слышит фыркающий вздох, который Ньют всегда делает, когда окончательно просыпается. "Почему я это о нём знаю? - спрашивает себя Герман, - Я, вероятно, запомнил, чтобы точно знать, что не разбужу его случайно," - его мысли ещё несколько секунд бегают по кругу, прежде чем в них вторгается голос Ньюта. - Ты проснулся, спящая красавица? - спрашивает он. Герман молчит, и Ньют продолжает: - Бесполезно, чувак, я это точно могу определить по твоему дыханию. Герман испускает свой фирменный многострадальный вздох, и Ньют воспринимает это как утвердительный ответ. - Отлично, - весело говорит он, - значит можно типа меня отпустить. - Ох... Верно. Конечно, - запинается Герман, и быстро убирает руку, уютно устроившуюся на талии Ньюта. Как только Ньют отодвигается, выскальзывая из-под крыла, Герман прячет лицо в подушку. - Прости, Герман. Я бы очень хотел остаться обниматься и дальше, но у меня реально очень важный разговор по скайпу с этим парнем через пару минут. Я должнен позвонить ему э-эээ... из моей комнаты. Так что я... позже увидимся. Пока! - Ньют произносит этот монолог на одном дыхании, одновременно впихиваясь во вчерашнюю одежду, выскальзывает за дверь и запирает её за собой. Герман неподвижно лежит ничком ещё несколько минут, прежде чем заставить себя подняться и потащиться в утреннюю рутину. Готовясь к выходу в день, он смиряется с пониманием, что это первое утро, когда они с Ньютом проснулись одновременно, и, вероятно, одно из последних, когда они проснулись рядом. ......................................................................................................................................... После одинокого завтрака в столовой, Герман отправляется вниз по коридору в офис Тендо Чоя. Как всегда, там пахнет кофе и чуть-чуть помадой для волос. Герман вежливо стучит ручкой трости по открытой двери: - Мистер Чой, могу я вас отвлечь ненадолго? - Ты же знаешь, что "мистер" - это если вокруг обслуга, - дружелюбно улыбается Тендо, - Выпей кофейку, Герман. Жёлтая кружка самая чистая. Мне уже неделю или вроде того не удаётся с тобой поболтать. Герман замирает перед аккуратным строем кружек возле личной кофеварки Тендо. - Тендо, я не могу решить, какая какого цвета. Они все для меня разных оттенков серого, - виновато говорит он. - Дерьмо. Прости, дружище, я забыл. Вторая слева. Пока Герман устраивается на стуле, Тендо закидывает ноги на стол, стараясь не задеть рамку с фотографией жены и сына: - Ну, брат, что происходит между тобой и нашим дорогим доктором Гейзлером? - шевелит он бровями.
Герман выглядит искренне недоумевающим: - Понятия не имею, о чём ты говоришь.
- Ходят слухи, что вы наладили совместный быт, - подсказывает Тендо.
Секунду Герман смотрит на него, приоткрыв от удивления рот, прежде чем слабо улыбнуться: - Ах, Тендо Чой, королева сплетен всея PPDC.
- Я вижу и слышу всё, что происходит в этом Куполе. Колись.
- Ох... Ну да, мы с некоторых пор делим мою комнату, - Герман покачивает свою чашку, следя за получившимися волнами, - Мне говорили, что желание близости - нормальное временное явление для дрифт-партнёров, особенно после травмирующих случаев.
Тендо опускает ноги на пол и перегибается через стол, чтобы внимательно взглянуть на Германа: - Ты так себе объясняешь происходящее? Если это всё, то ты кое-что упустил.
- Ну так будьте столь любезны, мистер Чой, просветите меня в моём невежестве, - немедленно выпускает колючки Герман.
- Ньют на тебя нацелился, - говорит Тендо, - В романтическом смысле, - убедительно добавляет он.
- Шутить изволите? - голос Германа звучит одновременно шокированно и оскорблённо.
- Клянусь честью Егерь-Технолога, - говорит Тендо, поднимая руку в "вулканском салюте", - Парочка самых ненаблюдательных парней на LOCCENT-мостике это заметила. Уж очень очевидно.
- Я тебе не верю.
- Само собой не веришь, - закатывает глаза Тендо, - Ты всё ещё думаешь, что я тебя ненавижу.
Герман опять опускает глаза к кружке и слегка краснеет: - Я не считаю, что ты меня ненавидишь, Тендо. Я... не уверен в мотивах, по которым ты мне об этом говоришь.
- Ты продолжаешь так думать, сколько бы раз я тебе не сказал, что люблю с тобой разговаривать. Мужик, прошло восемь лет! Ты гораздо круче, чем сам о себе думаешь. Любой, кто вроде тебя может зависнуть на "Докторе Кто" - отлично годится в друзья, - говорит он и прерывает себя: - Кстати, хорошая попытка меня отвлечь. Сейчас мы говорим о тебе и Ньюте. Я думаю, малыш наконец-то понял, как много ты для него значишь. Долго к этому шёл, - Тендо хихикнул, - Серьёзно, Герман, я думаю, он за тобой отправится куда угодно. Он просто по уши.
- По крайней мере, пока ему не подвернётся что-то получше, - бормочет Герман, теребя манжеты своего пиджака и пытаясь натянуть их на запястья. - Эй, Герман. Ньют не она, понятно? - Тендо хватает Германа за предплечья и слегка встряхивает, - Вы пять лет провели, как сиамские близнецы. - Как коллеги! Тендо прерывает его слова, подняв руку: - Вы пять лет были неразлучны и так или иначе дружили всю войну. Приятель, он был в твоей голове. Если он сейчас берётся всерьёз, то уже знает, что получит. Он будет с тобой терпеливым. - Этому человеку не знакомы понятия "терпение" или "отсроченное удовлетворение", - ворчит Герман. - Может, в целом и нет, но ты, по его словам, особый случай, - сообщает Тендо, - Он подождёт. И голос и лицо Германа исполнены скепсиса: - Почему ты в этом так уверен? - спрашивает он. - Женская интуиция, - подмигнув, говорит Тендо, заставив Германа приподнять бровь. - Серьёзно, дружище. Мы тут на днях поговорили, и я за ним наблюдал. Все признаки налицо. - Ты с ним говорил? Обо мне? Тендо успокаивающе вскидывает ладонь: - Мы говорили о нём и о чём он думает. Потому что он по-прежнему к тебе приклеен, как лохматый, близорукий банный лист. Герман фыркает смехом от этой метафоры, и Тендо усмехается в ответ: - Серьёзность его намерений прошла тест Тендо Чоя, так что если ты заинтересован, лучше дай ему знать. - Тендо, а если честно, что ты думаешь о Ньютоне? - тихо спрашивает Герман, изучая остатки своего кофе.
Tендо откидывается на спинку стула и закидывает руки за голову, приняв позу ленивого мыслителя: - Он яркий и привлекательный... если тебе нравятся мелкие симпатяги. Ещё он обычно тот самый мудак, что вечно брякает что-нибудь, не подумав, и действует, кстати, тоже, и постоянно под препаратами от своей биполярности. Но я не знаю другого такого человека, кроме тебя и Стекера Пентекоста, кто дольше и тяжелее сражался за то, во что верит. Если вообще сможешь его выдержать, то он тот парень, которого лучше иметь на своей стороне. - Спасибо. Я подумаю над твоими словами. И за кофе тоже спасибо, - Герман встаёт и поворачивается к двери. - Герман, помни - он - не она, - тихо говорит Тендо, - Не приговаривай себя заранее. Другие люди не думают о тебе тех гадостей, что думаешь о себе ты. У тебя нет никакой глубокой мрачной тайны. Ты просто ещё один парень, который, как и многие из нас, выбрался из запутанного детства с рядом проблем. Кивнув, Герман хромает прочь, направляясь в лабораторию. ............................................................................................................................................................................................................... Он уходит рано - его сломанное крыло ноет, вероятно потому что он не принял после обеда вторую дозу обезболивающего. Он переодевается в пижамные штаны, освобождает крылья и, вздохнув, полностью их разворачивает - кончики первых маховых перьев касаются противоположных стен комнаты. Правое крыло слегка дёргается после того, как он держал его затянутым так долго. Устроившись на привычном месте за своим столом, Герман берёт планшет, чтобы прочитать рукопись, которой должен дать экспертную оценку, и надевает очки - как всегда, когда читает или делает мелкую работу. Он приспосабливает к ритму чтения осторожное покачивание крыльев, и благодаря непрерывному движению боль в повреждённом медленно затихает. Проходит несколько часов, прежде чем Ньют сигналит о своём возвращение условным стуком в дверь. Герман не утруждает себя складыванием крыльев или поворотом головы. - Полагаю, это квалифицируется как "позже увидимся"? - язвит он. - Извини, чувак, переговоры отняли больше времени, чем мы рассчитывали, - говорит Ньют, пожимая плечами. Фыркнув, Герман возвращается к работе. Ньют садится в ногах постели, и Герман спиной ощущает давление его взгляда. - Ньютон, я знаю, что для тебя изучение иных жизненных форм - профессиональная привычка, но я не один из твоих образцов и меня бесит это мысленное препарирование, - сердито сообщает он. Прежде чем ответить, Ньют пару раз открывает и закрывает рот. - Здесь примерно процентов двадцать профессионального любопытства, - говорит он, - а остальное - личный интерес, - и помявшись, продолжает: - Ты знаешь, а ты тут совсем другой человек, чем снаружи. - Да? - Герман наконец-то оборачивается и смотрит поверх очков на собеседника. - Ты там - сплошные нервы. Всегда что-то должно двигаться - руки, ноги, брови, рот... У тебя с этим почти так же паршиво, как у меня. Герман усмехается. - Чувак, я серьёзно. Я как-нибудь запишу, чтобы ты смог сам посмотреть. - Ньютон, только через мой труп. - Да-да, чувак. Мы оба знаем, что это пустая угроза. Это как если ты снимешь свои рубашки - а под ними типа дзен-буддист. Попустись. Посмотри сейчас на свои руки. Отложив планшет и сняв очки, Герман вытягивает перед собой руку ладонью вниз. - Она не дрожит, - говорит он с ноткой изумления в голосе и переводит взгляд на Ньюта, - Я думал, что тремор есть всегда. - Нет! Ты расслабляешься, и он проходит, - Ньют делает паузу и поднимает голову, - Возможно, ты сейчас в самом деле можешь отдохнуть, потому что кто-то про тебя знает, а ты всё ещё ОК, - он усмехается. - Так всё это. Ты. Натворил, - произносит Герман, тщательно выговаривая каждое слово и не отводя взгляда от своей спокойной руки. Возражения Ньюта завершаются писком, когда Герман внезапно встаёт и крепко обнимает его. - Спасибо, Ньют, - шепчет он. Ньют возвращает объятие, осторожно заведя руки под крылья Германа: - Всегда пожалуйста. Герман высвобождается первым, отступает и вновь садится на свой стул. Наблюдающий за ним Ньют ловит себя на том, что смотрит слишком пристально, и принимается неловко расстёгивать свою рубашку. - Ты уже готов ложиться? - спрашивает он наконец. - Я должен просмотреть ещё две страницы, - отвечает Герман. - Годится. Тогда, пока ты заканчиваешь, позволь мне сделать вечерний осмотр - и мы сможем улечься. Я вымотался. Герман сопит и продолжает работу, пока Ньют проводит ладонью вдоль переднего края крыла, нащупывая больные места и проверяя, правильно ли срастаются края перелома. Когда Ньют повторяет движение более нежно, кожа Германа покрывается мурашками, и его крыло слабо трепещет. Работа закончена, крыло перевязано, и они укладываются в постель. Не задумываясь, Герман накрывает Ньюта крылом. Когда татуированная рука охватывает его спину, он чувствует, как вытекает последнее напряжение дня. - Сегодня моя очередь быть большой ложкой, - сонно бормочет Ньют, и Герману приходится приложить всю силу воли, чтобы не рассмеяться вслух.
Примечание от автора:
О зрении Германа в этой главе. Я практически ничего не меняла относительно фильма. В фильме Герман надевает очки, когда нужно смотреть на экран - он плохо видит вблизи, у него дальнозоркость. Ньют снимает свои очки всего два раза, когда он теряет их в убежище, то ничего не видит перед собой и должен искать их на ощупь - у него близорукость. Это ещё один момент их противопоставления. Возможно вместе они имеют идеальное зрение. На самом деле то, как они вместе "видят" способ закрытия Разлома - ещё один найденный в фильме слой двойственности. Даже если это случайно - это здорово.
Всё, что я здесь изменила - лишила Германа цветного зрения. У сов есть проблема с цветом, потому что в их глазах доминируют ночные фоторецепторы.
Примечание от переводчика:
На самом деле фраза с "вулканским салютом" звучит так: "Tendo says as he makes the " live long and prosper" gesture", но это собственно и есть "вулканский салют". Учитывая, что "Доктор Кто" тут тоже поминается, оптимальной иллюстрацией мне кажется эта:
В разговоре Ньюта и Германа в оригинале не дзен-буддист, а монах Дзен, но уж очень это неуклюже сразу звучит.
Ну и если вдруг (ну вдруг) непонятно, что имеет в виду Ньют, говоря про большую ложку - то вот с предельной наглядностью:
Считайте, что обнимающая ложка - наш безумный биолог.
"Эта музыка будет вечной..."(с) - это я к тому, что автор Совы Афины начала вторую часть - archiveofourown.org/works/1161468 А задумывалась-то изначально крохотулечка на полторы тысячи знаков. А я что - я ничего. Я радуюсь.