Праздный мозг - мастерская дьявола
Автор: pickleplum
Герои: Newton Geiszler & Hermann Gottlieb
Глава 10
(Навсегда, память в красках, старение и последние слова)
читать дальше
Когда Ньют просыпается следующим утром, ему приходит в голову, что он согласен остаться тут навсегда. Ну да , на самом деле он как бы и правда очень хочет остаться в тепле под крылом у Германа навсегда. Не в метафорическом смысле. Ему сейчас под силу горы свернуть в одиночку... Буквально под его крылом он чувствует себя настолько как дома, как не было целую грёбаную вечность. Мысленно он множит на два своё настойчивое желание найти новую работу вместе с Германом. Это должно быть что-то совершенно потрясающее, иначе ворчливый ублюдок останется в скучном древнем Оксфорде, где всё навсегда застыло.
"Интересно, а "навсегда" с Германом - это сколько? - спрашивает он себя, - С Германом, у которого не только человеческие гены. И не вполне человеческое тело. А что, если он получил совиный век? Хотя это бред... Если б было так, он бы уже давно умер. Может, я смогу протестировать его ДНК на тему маркеров долголетия?
Ньют глубоко вздыхает и чувствует, как короткие волосы Германа щекочут ему нос. Тот сонно сопит у его груди, крылья шевелятся, шелест перьев похож на шёпот.
"Да, "навсегда" - это было бы славно".
Не будя Германа, он разрабатывает в уме следующую фазу операции "Сохраним Ньюта и Германа вместе". Процесс планирования прерывается, когда крылья и руки Германа начинают дёргаться, и он издаёт тихие испуганные звуки, каких Ньют никогда от него прежде не слышал.
- Герман, эй! Приятель, у тебя кошмар. Давай, открывай глаза.
Веки Германа трепещут, открываясь, его глаза расширяются, когда взгляд сосредотачивается на татуировке кайдзю, пересекающей грудь Ньюта. Резко отпрянув, он натыкаясь на стену, его голова врезается в бетон, встопорщившиеся от рывка сломанное крыло оказывается зажатым между его телом и стеной. Схватив подушку, Ньют прижимает её к груди, пряча рисунок.
Герман вновь мигает и потирает затылок.
- О-оо... Это просто ты, - говорит он с облегчением. Ньют выпускает дыхание, которое он задержал, сам того не заметив.
- А это хорошо? Наверно хорошо, что твой кошмар не обо мне. Это бы реально подпортило мою нынешнюю счастливую жизнь. Так же как и то, что у тебя травма головы, которая может тебя убить. Дай-ка мне на неё взглянуть.
Сначала Ньют проверяет зрачки Германа, потом запускает пальцы в его волосы и перья в поисках переломов или болезненных мест. Не найдя их, он констатирует: - Не похоже, чтобы ты повредил крыло, и голова, кажется, тоже в порядке, так что вроде можно выпустить тебя из постели, не опасаясь.
- Благодарю за Ваше разрешение, доктор, - саркастически отвечает Герман.
- Обращайтесь в любое время, пациент, - говорит Ньют весело и уже серьёзнее спрашивает: - Хочешь рассказать мне, о чём был кошмар?
Герман трёт рукой глаза.
- Это какая-то военная организация, создающая армию крылатых солдат. Каждый из них был моим клоном. Для создания каждого взяли образчик моей плоти. Они медленно разбирали меня на части, - дрожа, Герман обнял себя руками и несвязанным крылом, - Клоны были построены по тому же принципу, что и кайдзю.
- Господи... Это два кошмара по цене одного.
- Да. Точно, - Германа вновь передёрнуло, - А ещё это был мой первый цветной сон. Это ошеломляюще...
Ньют прикусывает язык и решает не сообщать Герману, что тот рассеянно обводит кончиком пальца контур Ямараши на его предплечье. Это щекотно.
- А что странного? Я слышал, что довольно многие обычно, пусть и не всегда, видят чёрно-белые сны, - говорит он с возрастающим любопытством, - Подожди... Все твои воспоминания были в оттенках серого...
- Я страдаю монохроматическим дальтонизмом. До дрифта я не видел никаких цветов, кроме чёрного, белого и серого. Логично, что у меня нет ни одного цветного воспоминания. Я знаком с цветом только по твоим воспоминаниям и воспоминаниям кайдзю.
- Я знаю тебя целую вечность и понятия об этом не имел, - Ньют замолкает, собирая всю свою отвагу, - Если говорить о вечности, Герман, я думал...
- Лучше, чтобы твои мысли не включали очередной план, способный тебя угробить, - сердито посмотрев, Герман скрещивает руки на груди.
- Ну, по крайней мере, не напрямую. Это о тебе, - Герман застывает, готовясь к обороне, поэтому Ньют бросается в атаку: - Влияет ли твоя... м-ммм... уникальная генетика на продолжительность жизни? Я имею в виду, что проверил - домовые сычи живут всего года по три. Я понимаю, что ты ещё молодой, как бы ты себя ни вёл, но ты не собираешься...типа... начать в какой-то момент быстро стареть, или рухнуть замертво в сорок?
- Понятия не имею, - говорит Герман, теребя кромку наволочки - его крыло нервно дёргается, - До сих пор я старел как обычный человек, но я не знаю, как с этим всё будет обстоять в дальнейшем. Если моя мать и знала, то информация пропала вместе с записями о её исследованиях. Я знаю только то, с чем смог разобраться Дитрих. Прецедентов не было. Ни одна из прочих попыток моей матери манипулировать с генами не прожила дольше нескольких часов.
- Она попыталась не один раз? - взвизгивает Ньют.
- Конечно, - фыркает Герман, - Ты лучше прочих должен знать, что клонирование - не точная наука, - говорит он с издёвкой, - Я не знаю, сколько у меня было сиблингов. Знаю, что некоторых родили суррогатные матери, - он закрывает глаза и прислоняется затылком к стене, - Мой отец во время ссор любил напоминать матери об их смертях.
Ньют роняет челюсть: - Это абсолютное зло! Исус Христос, они оба просто ужасны, но вот эта самая большая низость, о какой я только слышал, - недоверчиво говорит Ньют.
- Однако это был очень эффективный способ добиться своего - Герман делает паузу, рот растягивается в горькой улыбке, - Единственное, что этот человек любит больше, чем быть правым - добиваться своего.
- Да я типа заметил. Вот ведь хуй. Лучше тебе без необходимости с ним не контачить, - убеждённо говорит Ньютон, - Как насчёт начать наш день?
Они оба устремляются в ванную, из-за чего случается добродушная потасовка за право первому почистить зубы.
После перевязки и завтрака, они отправляются в лабораторию для дневной работы. Игнорируя свирепые взгляды Ньюта, Герман поднимается на свою лестницу и продолжает трудиться над окончательной моделью Разлома. Ньют смотрит на оставшиеся образцы, но впервые с момента появления кайдзю они совершенно не способны его заинтересовать.
"Единственное, что сейчас действительно интересно, - думает Ньют, бросая опасливый взгляд через лабораторию, - это Герман. Думаю, я мог бы выяснить что-нибудь о его семье, делая вид, что ищу что-то про кайдзю, прежде чем он сможет углядеть это у меня через плечо. Мне не нужно, чтобы он считал меня каким-то пронырливым сталкером.
Вскоре интернет-поиск Ньюта фокусируется на матери Германа.
В аспирантуре она была яркой и нестандартной, но не гениальной, и ничто из найденного им, не указывает на возможность её будущих достижений. Есть несколько удачных цитат из её ранних работ, какие-то гранты, постдокторантура с одним первоклассным парнем, но в самом деле похоже, что она станет одной из тех ученых, что стоят на заднем плане сенсационных открытий. Ни в коем случае не звезда но, безусловно, всегда в команде. И где тут, чёрт возьми, женщина, создавшая Германа?!
Он открывает другую страницу и присвистывает. Да вот же она - спряталась среди кратких анонсов новых исследований в безвестном немецком журнале. Стремительно взломав блок, Ньют Ньют обеспечивает себе бесплатый доступ, бормоча что-то о тяге информации к свободе, и внимательно читает, сверяясь с немецко-английским словарём в случаях, где его немецкий заржавел. В документе был подробно описан её метод перемещения генов птичьей ДНК. Это была великая идея. Если это работало (как она утверждала), то вот он - огромный шаг в сторону Германа. Хотя на бумаге оно выглядело не слишком надёжным по сравнению с другими, более традиционными методами, но могло послужить основой для стабильного должного соединения. Ещё одна подсказка была в другой статье, на этот раз на французском языке - "Предельные сроки активации встроенных генов на эмбриональной стадии развития". Она утверждала, что сумела встроить птичьи гены в эмбрион мыши. От этого до человека немалый скачок, но, возможно, она смогла с этим справиться.
Но не понятно, каким образом могло работать то, что она описывала.
"Я пробовал нечто подобное, когда был студентом, и достаточной связки не получилось. Она, вероятно, что-то изменила. Она попробовала что-то новое, и вдруг оно сработало. Это в тех записках, что пропали, - Ньют разочарованно мычит, - Вот последние две опубликованные ею работы. Она выходит замуж за Ларса Готлиба и исчезает с лица земли. Всё, что происходит позже - соавторство в паре работ мужа и несколько фотографий с академических приёмов или ещё откуда-то - всегда на учтивые полшага позади мужа. Объявления о рождении Дитриха и Карлы, опубликованные в местной газете. Где она работала? Откуда брала оборудование? Она не смогла бы сделать это в подвале... О, Господи... или ей помогали?"
Долгий период нет ничего, потом объявление о рождении Германа, а потом Бастина.
Некролог.
"Найдена мёртвой в своём доме", - сказано там, - что, в сорок пять? Это похоже на шифр для слова "самоубийство". Она покончила с собой. Её муж отнял у неё работу, а, возможно, и весь внешний мир, и она себя убила. "Единственное, что этот человек любит больше, чем быть правым - добиваться своего" - сказал Герман. Он обвинил в этом Германа, не так ли? В глубине сознания Ньюта эхом прозвучал голос Ларса - фрагмент из воспоминаний Германа: "Смерть твоей матери - твоя вина. Её довела до этого необходимость заботиться о тебе".
"Я собираюсь его убить, - думает Ньют, скрежеща зубами, - Клянусь, когда увижу его в следующий раз - убью. Такое не говорят никому, особенно ребёнку. Ему было восемь! Я сказал ему это. Ой... О нет. Где он? Что стряслось с этим дурацким диктофоном? Он это слышал?" - Ньют отчаянно роется на своей половине лаборатории.
Услышав звуки разрушения на стороне Ньюта, Герман, постукивая тростью, идёт на шум.
- Ньютон, что ты тут творишь? - окликает он.
- О-о... Э-эээ, - Ньют, зарывшийся по локоть в коробке со всевозможными бумагами, замирает, - Ищу свой диктофон.
- Если твоя неорганизованность не подросла от мне привычной, то он всё ещё в верхнем ящике твоего стола, - отвечает Герман несколько раздражённым тоном. Ньют бросается к столу и рывком открывает ящик - устройство лежит именно там, где обещал Герман.
- Спасибо, чувак! - облегчённо выдыхает он.
В ответ Герман закатывает глаза: - Полагаю, это первый раз, когда я слышу благодарность за то, что прибрал за тобой.
- Я сам забочусь о своём бардаке. Ты уже сто лет как не сталкивался с серьёзной утечкой в лаборатории, - надувается Ньют, - Ты... Э-эээ... ещё его не слушал? - голос Ньюта подрагивает от беспокойства.
- Нет.
- Даже после первого дрифта? - допытывается он.
- Нет, Ньютон. У меня были более важные дела, чем слушать, что ты там наболтал, прежде чем почти сумел себя угробить. Я его у тебя забрал, положил в твой стол и вернулся к работе.
- Слава Богу, - Ньют несётся через комнату и едва успевает затормозить вовремя, чтобы не превратить объятие в катастрофу.
- Что ты творишь? - вопрошает Герман, вяло пытаясь отпихнуть Ньюта, но тот только крепче сжимает хватку.
- Обнимаюсь, - говорит он.
- Это понятно.
- Просто... просто смирись с этим, ладно? Это объятие. Обниматься хорошо.
- А, да... Но это несколько слишком продолжительно, мне кажется, - нервно говорит Герман.
- О-о... Ладно. Да, - Ньют судорожно вздыхает и разжимает руки, но позволяет своим пальцам задержаться на запястье Германа.
- Как ты насчёт слегка прогуляться и чего-нибудь поесть в городе? Я угощаю.
Герман смотрит на их руки так, словно не понимает, что происходит и как они оказались в таком положении.
- Раз других предложений нет, довольствуюсь этим, - наконец произносит он.
- Отличная логика, чувак! Понеслись!
Набив животы лапшой в лучшей из ближних закусочных, они переодеваются в домашнее. Когда Ньют протягивает руку за своими пижамными штанами, его осеняет, что небольшой набор его одежды - аккуратно сложенной и рассортированной - занимает часть шкафа Германа. А в ванной есть его лекарства и зубная щётка. Понимание этого приносит томительное тепло, заполняющее его грудь.
"Может быть, это взаимно, - думает он, - Может мне ничего и не придётся говорить. Это просто произойдёт".
Он ложится со своим планшетом, чтобы в последний раз проверить почту, но вскоре замечает, что краем глаза подсматривает за Германом. Ньют ещё не привык к этому новому Герману. Пожалуй, единственным, что напоминало Ньюту человека, которого он знал больше десяти лет, были очки с цепочкой в стиле "старая дева-библиотекарь". Новый вариант определённо нравился ему больше - более умиротворённый, более... милый.
"Боже, никогда бы не подумал, что применю слово "милый" для описания Германа Готлиба. Может быть, конец света всё-таки наступил?" - Ньют хихикает над собственной шуткой.
Его смешок заставляет Германа оторваться от чтения и обратить внимание на соседа по комнате. Посмотрев на Ньюта, он со вздохом откладывает свой планшет. Ньют наблюдает, как он бредёт через комнату, и аккуратно сдвигается на постели, давая Герману добраться до его половины. Улыбаясь, он поворачивается, чтобы выключить свет.
Сон находит их легко, и Ньют отключается в безопасности и тепле, под покрывалом из перьев, счастливо увернувшийся от выстрела из диктофона.
Примечания от автора:
Люди с врождённым дальтонизмом (как Герман) всегда видят чёрно-белые сны. И все его воспоминания тоже были в оттенках серого. Идея, что цвета, которые Герман никогда не видел, появились после дрифта с Ньютом и кайдзю, была слишком прекрасна, чтобы не утащить её из комментариев.
- Герман, эй! Приятель, у тебя кошмар. Давай, открывай глаза.
Веки Германа трепещут, открываясь, его глаза расширяются, когда взгляд сосредотачивается на татуировке кайдзю, пересекающей грудь Ньюта. Резко отпрянув, он натыкаясь на стену, его голова врезается в бетон, встопорщившиеся от рывка сломанное крыло оказывается зажатым между его телом и стеной. Схватив подушку, Ньют прижимает её к груди, пряча рисунок.
Герман вновь мигает и потирает затылок.
- О-оо... Это просто ты, - говорит он с облегчением. Ньют выпускает дыхание, которое он задержал, сам того не заметив.
- А это хорошо? Наверно хорошо, что твой кошмар не обо мне. Это бы реально подпортило мою нынешнюю счастливую жизнь. Так же как и то, что у тебя травма головы, которая может тебя убить. Дай-ка мне на неё взглянуть.
Сначала Ньют проверяет зрачки Германа, потом запускает пальцы в его волосы и перья в поисках переломов или болезненных мест. Не найдя их, он констатирует: - Не похоже, чтобы ты повредил крыло, и голова, кажется, тоже в порядке, так что вроде можно выпустить тебя из постели, не опасаясь.
- Благодарю за Ваше разрешение, доктор, - саркастически отвечает Герман.
- Обращайтесь в любое время, пациент, - говорит Ньют весело и уже серьёзнее спрашивает: - Хочешь рассказать мне, о чём был кошмар?
Герман трёт рукой глаза.
- Это какая-то военная организация, создающая армию крылатых солдат. Каждый из них был моим клоном. Для создания каждого взяли образчик моей плоти. Они медленно разбирали меня на части, - дрожа, Герман обнял себя руками и несвязанным крылом, - Клоны были построены по тому же принципу, что и кайдзю.
- Господи... Это два кошмара по цене одного.
- Да. Точно, - Германа вновь передёрнуло, - А ещё это был мой первый цветной сон. Это ошеломляюще...
Ньют прикусывает язык и решает не сообщать Герману, что тот рассеянно обводит кончиком пальца контур Ямараши на его предплечье. Это щекотно.
- А что странного? Я слышал, что довольно многие обычно, пусть и не всегда, видят чёрно-белые сны, - говорит он с возрастающим любопытством, - Подожди... Все твои воспоминания были в оттенках серого...
- Я страдаю монохроматическим дальтонизмом. До дрифта я не видел никаких цветов, кроме чёрного, белого и серого. Логично, что у меня нет ни одного цветного воспоминания. Я знаком с цветом только по твоим воспоминаниям и воспоминаниям кайдзю.
- Я знаю тебя целую вечность и понятия об этом не имел, - Ньют замолкает, собирая всю свою отвагу, - Если говорить о вечности, Герман, я думал...
- Лучше, чтобы твои мысли не включали очередной план, способный тебя угробить, - сердито посмотрев, Герман скрещивает руки на груди.
- Ну, по крайней мере, не напрямую. Это о тебе, - Герман застывает, готовясь к обороне, поэтому Ньют бросается в атаку: - Влияет ли твоя... м-ммм... уникальная генетика на продолжительность жизни? Я имею в виду, что проверил - домовые сычи живут всего года по три. Я понимаю, что ты ещё молодой, как бы ты себя ни вёл, но ты не собираешься...типа... начать в какой-то момент быстро стареть, или рухнуть замертво в сорок?
- Понятия не имею, - говорит Герман, теребя кромку наволочки - его крыло нервно дёргается, - До сих пор я старел как обычный человек, но я не знаю, как с этим всё будет обстоять в дальнейшем. Если моя мать и знала, то информация пропала вместе с записями о её исследованиях. Я знаю только то, с чем смог разобраться Дитрих. Прецедентов не было. Ни одна из прочих попыток моей матери манипулировать с генами не прожила дольше нескольких часов.
- Она попыталась не один раз? - взвизгивает Ньют.
- Конечно, - фыркает Герман, - Ты лучше прочих должен знать, что клонирование - не точная наука, - говорит он с издёвкой, - Я не знаю, сколько у меня было сиблингов. Знаю, что некоторых родили суррогатные матери, - он закрывает глаза и прислоняется затылком к стене, - Мой отец во время ссор любил напоминать матери об их смертях.
Ньют роняет челюсть: - Это абсолютное зло! Исус Христос, они оба просто ужасны, но вот эта самая большая низость, о какой я только слышал, - недоверчиво говорит Ньют.
- Однако это был очень эффективный способ добиться своего - Герман делает паузу, рот растягивается в горькой улыбке, - Единственное, что этот человек любит больше, чем быть правым - добиваться своего.
- Да я типа заметил. Вот ведь хуй. Лучше тебе без необходимости с ним не контачить, - убеждённо говорит Ньютон, - Как насчёт начать наш день?
Они оба устремляются в ванную, из-за чего случается добродушная потасовка за право первому почистить зубы.
После перевязки и завтрака, они отправляются в лабораторию для дневной работы. Игнорируя свирепые взгляды Ньюта, Герман поднимается на свою лестницу и продолжает трудиться над окончательной моделью Разлома. Ньют смотрит на оставшиеся образцы, но впервые с момента появления кайдзю они совершенно не способны его заинтересовать.
"Единственное, что сейчас действительно интересно, - думает Ньют, бросая опасливый взгляд через лабораторию, - это Герман. Думаю, я мог бы выяснить что-нибудь о его семье, делая вид, что ищу что-то про кайдзю, прежде чем он сможет углядеть это у меня через плечо. Мне не нужно, чтобы он считал меня каким-то пронырливым сталкером.
Вскоре интернет-поиск Ньюта фокусируется на матери Германа.
В аспирантуре она была яркой и нестандартной, но не гениальной, и ничто из найденного им, не указывает на возможность её будущих достижений. Есть несколько удачных цитат из её ранних работ, какие-то гранты, постдокторантура с одним первоклассным парнем, но в самом деле похоже, что она станет одной из тех ученых, что стоят на заднем плане сенсационных открытий. Ни в коем случае не звезда но, безусловно, всегда в команде. И где тут, чёрт возьми, женщина, создавшая Германа?!
Он открывает другую страницу и присвистывает. Да вот же она - спряталась среди кратких анонсов новых исследований в безвестном немецком журнале. Стремительно взломав блок, Ньют Ньют обеспечивает себе бесплатый доступ, бормоча что-то о тяге информации к свободе, и внимательно читает, сверяясь с немецко-английским словарём в случаях, где его немецкий заржавел. В документе был подробно описан её метод перемещения генов птичьей ДНК. Это была великая идея. Если это работало (как она утверждала), то вот он - огромный шаг в сторону Германа. Хотя на бумаге оно выглядело не слишком надёжным по сравнению с другими, более традиционными методами, но могло послужить основой для стабильного должного соединения. Ещё одна подсказка была в другой статье, на этот раз на французском языке - "Предельные сроки активации встроенных генов на эмбриональной стадии развития". Она утверждала, что сумела встроить птичьи гены в эмбрион мыши. От этого до человека немалый скачок, но, возможно, она смогла с этим справиться.
Но не понятно, каким образом могло работать то, что она описывала.
"Я пробовал нечто подобное, когда был студентом, и достаточной связки не получилось. Она, вероятно, что-то изменила. Она попробовала что-то новое, и вдруг оно сработало. Это в тех записках, что пропали, - Ньют разочарованно мычит, - Вот последние две опубликованные ею работы. Она выходит замуж за Ларса Готлиба и исчезает с лица земли. Всё, что происходит позже - соавторство в паре работ мужа и несколько фотографий с академических приёмов или ещё откуда-то - всегда на учтивые полшага позади мужа. Объявления о рождении Дитриха и Карлы, опубликованные в местной газете. Где она работала? Откуда брала оборудование? Она не смогла бы сделать это в подвале... О, Господи... или ей помогали?"
Долгий период нет ничего, потом объявление о рождении Германа, а потом Бастина.
Некролог.
"Найдена мёртвой в своём доме", - сказано там, - что, в сорок пять? Это похоже на шифр для слова "самоубийство". Она покончила с собой. Её муж отнял у неё работу, а, возможно, и весь внешний мир, и она себя убила. "Единственное, что этот человек любит больше, чем быть правым - добиваться своего" - сказал Герман. Он обвинил в этом Германа, не так ли? В глубине сознания Ньюта эхом прозвучал голос Ларса - фрагмент из воспоминаний Германа: "Смерть твоей матери - твоя вина. Её довела до этого необходимость заботиться о тебе".
"Я собираюсь его убить, - думает Ньют, скрежеща зубами, - Клянусь, когда увижу его в следующий раз - убью. Такое не говорят никому, особенно ребёнку. Ему было восемь! Я сказал ему это. Ой... О нет. Где он? Что стряслось с этим дурацким диктофоном? Он это слышал?" - Ньют отчаянно роется на своей половине лаборатории.
Услышав звуки разрушения на стороне Ньюта, Герман, постукивая тростью, идёт на шум.
- Ньютон, что ты тут творишь? - окликает он.
- О-о... Э-эээ, - Ньют, зарывшийся по локоть в коробке со всевозможными бумагами, замирает, - Ищу свой диктофон.
- Если твоя неорганизованность не подросла от мне привычной, то он всё ещё в верхнем ящике твоего стола, - отвечает Герман несколько раздражённым тоном. Ньют бросается к столу и рывком открывает ящик - устройство лежит именно там, где обещал Герман.
- Спасибо, чувак! - облегчённо выдыхает он.
В ответ Герман закатывает глаза: - Полагаю, это первый раз, когда я слышу благодарность за то, что прибрал за тобой.
- Я сам забочусь о своём бардаке. Ты уже сто лет как не сталкивался с серьёзной утечкой в лаборатории, - надувается Ньют, - Ты... Э-эээ... ещё его не слушал? - голос Ньюта подрагивает от беспокойства.
- Нет.
- Даже после первого дрифта? - допытывается он.
- Нет, Ньютон. У меня были более важные дела, чем слушать, что ты там наболтал, прежде чем почти сумел себя угробить. Я его у тебя забрал, положил в твой стол и вернулся к работе.
- Слава Богу, - Ньют несётся через комнату и едва успевает затормозить вовремя, чтобы не превратить объятие в катастрофу.
- Что ты творишь? - вопрошает Герман, вяло пытаясь отпихнуть Ньюта, но тот только крепче сжимает хватку.
- Обнимаюсь, - говорит он.
- Это понятно.
- Просто... просто смирись с этим, ладно? Это объятие. Обниматься хорошо.
- А, да... Но это несколько слишком продолжительно, мне кажется, - нервно говорит Герман.
- О-о... Ладно. Да, - Ньют судорожно вздыхает и разжимает руки, но позволяет своим пальцам задержаться на запястье Германа.
- Как ты насчёт слегка прогуляться и чего-нибудь поесть в городе? Я угощаю.
Герман смотрит на их руки так, словно не понимает, что происходит и как они оказались в таком положении.
- Раз других предложений нет, довольствуюсь этим, - наконец произносит он.
- Отличная логика, чувак! Понеслись!
Набив животы лапшой в лучшей из ближних закусочных, они переодеваются в домашнее. Когда Ньют протягивает руку за своими пижамными штанами, его осеняет, что небольшой набор его одежды - аккуратно сложенной и рассортированной - занимает часть шкафа Германа. А в ванной есть его лекарства и зубная щётка. Понимание этого приносит томительное тепло, заполняющее его грудь.
"Может быть, это взаимно, - думает он, - Может мне ничего и не придётся говорить. Это просто произойдёт".
Он ложится со своим планшетом, чтобы в последний раз проверить почту, но вскоре замечает, что краем глаза подсматривает за Германом. Ньют ещё не привык к этому новому Герману. Пожалуй, единственным, что напоминало Ньюту человека, которого он знал больше десяти лет, были очки с цепочкой в стиле "старая дева-библиотекарь". Новый вариант определённо нравился ему больше - более умиротворённый, более... милый.
"Боже, никогда бы не подумал, что применю слово "милый" для описания Германа Готлиба. Может быть, конец света всё-таки наступил?" - Ньют хихикает над собственной шуткой.
Его смешок заставляет Германа оторваться от чтения и обратить внимание на соседа по комнате. Посмотрев на Ньюта, он со вздохом откладывает свой планшет. Ньют наблюдает, как он бредёт через комнату, и аккуратно сдвигается на постели, давая Герману добраться до его половины. Улыбаясь, он поворачивается, чтобы выключить свет.
Сон находит их легко, и Ньют отключается в безопасности и тепле, под покрывалом из перьев, счастливо увернувшийся от выстрела из диктофона.
Примечания от автора:
Люди с врождённым дальтонизмом (как Герман) всегда видят чёрно-белые сны. И все его воспоминания тоже были в оттенках серого. Идея, что цвета, которые Герман никогда не видел, появились после дрифта с Ньютом и кайдзю, была слишком прекрасна, чтобы не утащить её из комментариев.
Я не стала давать имя матери Германа. Я не люблю, когда персонажи, которым я дала имена, могут потом быть названы как-то иначе в каноне. Я действительно стараюсь писать с минимумом переменных.
"Для записи": я рассчитала возраст детей Готлиб (и возраст матери на момент их рождения): Дитрих - 42 (30); Карла - 40 (32); Герман, 35 (37); Бастин, 29 (41)
Примечание от переводчика:
Сами понимаете, я - никакой генетик. Так что если видите ляпы - пишите.
PS Прошу прощения за смену картинки, но уж очень прекрасен крылатый Герман. Далее буду чередовать со скульптурной совой Афины.
@темы: переводы, фанфики, pacific rim, Athene Noctua
-
-
03.02.2014 в 17:29Черт, этот текст не оставляет мне слов. Только "они такие классные!"
-
-
03.02.2014 в 19:17Всегда что-то невыкусано!
Спасибо!
-
-
03.02.2014 в 19:18