Баста, карапузики, кончилися танцы - Sirickss вывалила на меня уже не грузовик с пряниками, а целый поезд. Внимание, начинаю делиться, а то разорвёт от избытка прекрасного.
под катом ещё два три суперкрупняка такой близости, что уже неудобно дышать - как сказала Sirickss: "Так близко рассмотреть глаза другого человека можно только в одном случае. Ладно, в двух, но ещё не Хелавин. Так что спасибо дель Торо, теперь мы практически официально с ним потрахались. Всей толпой" читать дальше
Продолжение "Бритвы Оккама" Название - Occam's Razor Автор - Blair Rabbit Перевод - ksaS, Sirickss Герои - Германн Готтлиб и Ньютон Гейзлер Оригинал тут: archiveofourown.org/works/903924/chapters/19474...
Глава 12 "Ain't No Sunshine " (Без просвета) - окончание
Напоминаю - вся речь в угловатых скобках - <...> - на немецком языке.
- Доктор Готтлиб, да? Ваши друзья вас ожидают. Позвольте принять ваше пальто.
Он кивнул, решительно сжав рот, отдал официанту свою парку и последовал за ним мимо пустых столиков. Здесь никого не было... Да и кто тут мог быть, когда снаружи рушился их город? Они прошли мимо фресок и наконец оказались в дальнем зале с отдельными кабинетами. Германн отодвинул чёрную ширму и остановился, рассматривая низкий столик, вокруг которого сидели трое. Их непросто было разглядеть - красноватый тусклый свет помещению давал только огромный аквариум, занимавший всю левую стену от пола до потолка. Шагнув ближе, он узнал сержанта Джойса и кивнул ему.
читать дальше - Сэр... я... Заговорил человек, сидящий рядом с Джойсом - с речью, быстрой, как бритва и гладкой, как кинжал. Это он говорил на церемонии открытия - майор Рэй Барлоу. - Добро пожаловать, доктор Готтлиб! Я так рад, что вы решили к нам присоединиться. Пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Сидевший спиной к Германну третий человек обернулся, его белые зубы сверкнули: - Guten Abend, братишка! Германн непроизвольно отшатнулся назад: - Дитрих? Что ты... рад тебя видеть. Он почувствовал, как расширяются лёгкие и дрожь проходит по телу, но попытался не показать, насколько неприятно ему присутствие брата. Ньютона здесь не было. Он остался один. - Майор Барлоу, я пришел по вашей просьбе... Барлоу поманил его, указывая на свободное место напротив себя: - Садитесь, пожалуйста! Что вам заказать? Саке? Пиво? Здесь отличные суши, очень свежие.
Германн взглянул вниз и увидел, что все они сидят, поджав ноги. Он бы не смог... это будет больно и через пять минут нога затечёт. Ему показалось, что они знают об этом. Эта встреча не предполагалась, как приятная для него - и присутствие Дитриха тому доказательство. Он с трудом опустился на пол и выбрал компромиссное решение - подогнул здоровую ногу и неловко вытянул больную вперёд. Это было неуклюже, и он чувствовал, как брат посмеивается над ним. - Я... у меня нет аппетита, сэр. Воды будет достаточно, спасибо. Дитрих сильно хлопнул его по спине. Он уже выпил. Германн чувствовал запах его пота. - Да что ты! Выпей разок, младшенький! Покажи мне, что держишь пиво как настоящий Готтлиб! - Нет, я... Их резко прервал Барлоу: - Готтлиб, если ваш брат желает воздерживаться - это его дело. Если нет - мы с удовольствием разделим с ним трапезу. Хорошо... я думаю, начнём со знакомства. Своего брата вы, конечно, знаете... Но возможно вы не в курсе, что он отвечает за отношения между PPDC и Комиссией за Мир во всём Мире.Кроме того, он наш человек внутри большинства государственных учреждений. Наш финансовый менеджер, если хотите. Германн не сомневался, что эту работу ему добыл отец. Ларс Готтлиб оставил PPDC, но влияния у него было достаточно. Дитрих никогда не был сильной личностью... Он был способен в финансовых делах, но слишком любил всё получать не напрягаясь. Он недолюбливал Германна за ум - всё это сильно портило их отношения. Встретить его здесь было как удар поддых.
- Сержант Джойс, как вы знаете, отвечает за Форт I, а я - начальник Форта II. А вы, доктор...
Барлоу медленно пробежал пальцем по кромке своего стакана. Он был ровестником Готтлиба... или на год-два младше. Довольно красивый, с резким лицом и тёмными, почти чёрными глазами. Стрижка у него была такая же строгая, как линия челюсти, а в речи ощущался слабый намёк на акцент, который Готтлиб опознал как голландский.
... загадка... И я уверен, что вам интересно, почему вас привезли сюда этим вечером. - Да. Этот вопрос приходил мне в голову, сэр. Саркастический ответ вызвал у Барлоу довольную улыбку - словно он его ждал и был рад, что всё идёт, как задумано.
- С чего же начать? Полагаю, с вашей лояльности. Некоторые в организации начали сомневаться в лояльности вас и вашего партнёра. Вы ведь хотите уничтожить кайдзю? Германн растерянно нахмурился. Это был странный вопрос... он не мог представить, чтобы кто-то спросил его об этом год назад.
- Конечно. Этой работе я посвятил более десяти лет своей жизни... - Приятно это узнать. Теперь... Доктор Готтлиб, мой следующий вопрос очень важен и я прошу ответить мне честно. Пожалуйста, не лгите. Если вы солжёте - я узнаю. Скажите мне... Вы один, или вы оба были напрямую связаны с объектом кайдзю "Котик" до его смерти? Германн опешил. Он прикидывал, как лучше ответить на этот вопрос, стараясь не выдать лицом свои мысли. В официальных отчетах и брифинге с PPDC он не был полностью... честен в рассказе о контакте с Котиком, и совершенно скрыл общие с ним сны. Ему казалось, что в PPDC кое-что знают о связи его и Ньютона с Коллективным разумом, но не был в этом точно уверен. Германн не был готов рассказать им что-то, сверх абсолютно необходимого. Все детали было лучше хранить между ним и Ньютоном.
- Нет. Я нашёл его в дрифте, время от времени ощущал его боль и видел его мысли незадолго до смерти.
Он дал неправильный ответ. Барлоу вздохнул и печально покачал головой. Он участливо смотрел на Готтлиба, словно сожалея о том, что ему придётся сейчас сделать. - Я предупреждал, чтобы вы не лгали мне, доктор Готтлиб. Напряжение повисло в сгустившемся воздухе. Тени тропических рыб скользили по лицу Барлоу, когда он достал свой мобильный телефон. Он нажал на кнопку, и Германн с удивлением услышал собственный голос, мягкий и неуверенный: -Я... я не знаю, как это объяснить, Ньютон. Котик помог мне. Мы несколько месяцев общались в снах, возможно что и больше - я не запоминаю половину снов.
- Да... С Крюгером было так же. Похоже. - Что ты имеешь в виду?
- Крюгер был одинок. Я имею в виду, что кайдзю выходили через раскол по одному, но у всех была связь с остальными. Когда мы взорвали брешь, мы их отрезали. Я думаю, что это изменило запрограммированное поведение, но... это не изменило их желание быть частью улья. Я был на связи, и Крюгер потянулся ко мне... Ты не можешь себе представить, насколько дерьмово я себя чувствовал, когда его начали резать живьём.
- Я могу себе это представить. И не хочу, чтобы это случилось с Котиком.
- Крюгер не стал бы нападать на меня, но он угробил исследовательского робота и трёх солдат PPDC, прежде чем его нокаутировали. Я к тому времени почти свихнулся от его боли. Джойс это понял - так я и попал в программу Егерь. Я имею в виду, что это крутое тайное оружие - Егерь, которого не трогает кайдзю. Знаешь, почему ты увидел его сердце на корабле? Они отправили его в Форт II. Отдали оборонному ведомству сразу, как вырезали из груди. Мне пришлось написать хренову тучу бумаг, чтобы получить его обратно. Наконец они сдались просто чтобы меня заткнуть. - Ты работал на Форт II?
- Недолго. Я уже говорил, что после закрытия Гонконга они собирались заняться оружием. Тогда начались исследования, и я сбежал сюда возиться с Гогмагогом. Это было здорово. Все от меня отъеблись, пока не случился Крюгер - и тогда началось самое дерьмо. - Гейзлер... Почему ты не сказал об этом раньше? В письмах ты так старательно делал вид, что всё хорошо.
- Как я мог прервать жизнь, которую ты хотел, и заставить тебя вернуться в это дерьмо? Ты оставил меня, Германн, и сбежал, даже не напрягшись сказать "иди нахуй!" Ты не заботился и... Я тебя не виню.
- Нет, Гейзлер, я...
- Заткнись Германн ... Я не сержусь... ну почти. Я никогда не просил, чтобы ты вернулся, а когда я больше не мог, ты действительно вернулся. Когда я тебя попросил - ты сделал. Кроме того... тебе в это время тоже плохо пришлось. Это не трудно заметить... После того, как ты уехал... Я думаю, я потянулся к Крюгеру. Я был одинок, как и он. Возможно подсознательно ты проделал то же с Котиком. - Думаю, это возможно.
Барлоу выключил запись и посмотрел на него без улыбки. Германн запнулся, стремительно краснея. Это был их с Ньютоном разговор в декомпрессионной камере. Он узнал его, и ему потребовалось лишь мгновение, чтобы понять, как они его записали. На фоне всего разговора он слышал повторяющийся звук... своё собственное сердце. - Вы прослушивали мой холтеровский монитор? Что... что вы ещё записали? Дитрих грубо подтолкнул его локтем в бок, широко ухмыльнувшись. Он уже основательно надрался, и казалось, происходящее вскружило ему голову. - Ты имеешь в виду, какие другие милые глупости мы записали? Славно будет послать папе часть этой записи. Я думаю, ему будет интересно, что ты... Барлоу вздохнул и осторожно положил телефон на стол. - Довольно, Готтлиб! Впервые заговорил Джойс - его голос звучал почти примирительно: - Даю слово, доктор, запись с холтеровского монитора была первой. Мы подумали, что в изоляторе вы можете назвать координаты белого кайдзю... Кроме этого писались только сеансы с доктором Сендак. Германн запнулся и Улей в глубине его сознания отозвался слабым беспокойством: - Я не верю!
Он и Ньютон казались такими напуганными и уязвимыми на этой записи. Он чувствовал свою уязвимость - подслушенное было слишком интимным... личным... Вся его бравада сошло на нет. Германн отвел глаза, когда Барлоу посмотрела ему в лицо. - У вас была прямая связь с кайдзю "Котик". Вы и Гейзлер явно общались с кайдзю под кодовым названием "Везувий". Я ещё раз спрашиваю вас - вы знали, что можете разговаривать с кайдзю "Котик". А сейчас вы можете общаться с другими кайдзю?
Германн хрипло вздохнул и ответил ненавидя себя за этот тон провинившегося ребёнка: - Да. Я много раз общался с Котиком. Гейдзлер и я подключены к Коллективному Разуму - это остаточный эффект нашего дрифта с мозгом кайдзю. Ни для кого не секрет, что мы чувствуем боль кайдзю - наша связь очевидна и мы её никогда не скрывали. Как ... насколько возможно прямое соединение с другими, мы ...
Он сглотнул. Интересно, а узнает Барлоу, что он вновь солгал? Он решил рискнуть. - Когда мы говорили с Везувием, это вышло случайно, но... теоретически мы могли бы поговорить с ними непосредственно.
- Ага... Видите, доктор, не так уж и сложно говорить правду. Выпейте воды. Вы ведь хотите пить?
Он подтолкнул ближе запотевший стакан с холодной водой. В горле у Германна пересохло, но он не доверял майору. Он не доверял никому из них, чтобы что-то принять..
- Хорошо... Значит, вы можете с ними говорить. У вас есть связь с Коллективным Разумом. Всё это я уже понял из прошлых данных. А теперь скажите мне, насколько сильна эта связь? Насколько вы способны их контролировать?
Германн нахмурился и не удержался - вопросительно вздёрнул бровь: - Контроль? Мы не имеем над ними никакого контроля. И наше общение, когда оно происходит, как правило весьма болезненно. И как правило, полностью исходит от нас. Мы настолько же способны их контролировать, насколько способны управлять ураганом.
Но ведь это было не совсем так... больше не было? Готтлиб внутренне вздрогнул. Барлоу наклонился к нему, свет блеснул на галстучной булавке и медалях на мундире. В его голосе появилось что-то опасное, заставлявшее желудок Германна сжиматься.
- Вы должны иметь над ними некоторую власть... Иначе они бы не отстали от Онтарио или Карпатии. Вы помните, что я говорил о лжи, доктор Готтлиб?
Германн наклонился и потревоженное бедро послало вспышку боли вверх по спине. Он чувствовал присутствие Ньютона где-то у затылка... он нуждался в этом.
- Мы просто... мы их попросили. Мы не приказывали им, что делать - просто попросили, как равные. Они нас считают частью Улья - как и сказал Ньютон... в записи. Крюгер бы не причинил вред ему, кайдзю не нападут на нас. Это не означает. что они будут принимать заказы. Я уверен, что Джойс вам это говорил, он знает об этом...
Майор перебил его, сообщив издевательским тоном: - Если я захочу, чтобы сержант мне что-то рассказал, я сам его попрошу. Но я не прошу его. Я прошу вас. Доктор Готтлиб, ваше нежелание отвечать на простые вопросы вновь заставляет меня подозревать вас в нелояльности к собственному роду.
В комнате воцарилась мертвая тишина, и Германн услышал, как кровь стучит в ушах. Под неотрывными взглядами собравшихся, Барлоу отпил маленький глоток саке и продолжил: - Меня не волнует, не спросил ли я о чём-то, что есть в вашем открытом досье. Меня не волнует, не спросил ли я "сколько будет два плюс два". Вы должны отвечать мне честно и без промедления, - он пригладил рукой свои блекло-рыжие волосы.
- Спрашивать и отвечать - это стороны одной медали. Вы можете поговорить с ними на расстоянии? Можете приказать издалека или только находясь непосредственно рядом?
Готлиб нервно облизнул губы. Его разум метался, пытаясь найти выход, грудь сдавило... Он попробовал глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться и ощутил за рёбрами острую щекотку боли.
- Повторяю вам, сэр, мы не можем заставить их что-нибудь сделать. Мы не можем просто поговорить с ними в любое время, когда нам захочется, и мы понятия не имеем, как работает эта связь. Дело даже не в самом разговоре. Это чувста и воспоминания и это, вполне вероятно, когда-нибудь нас убьёт.
Он замолчал, когда Барлоу нахмурился, задумчиво глядя на аквариум. - Но вы ученый... вы сможете больше узнать о связи? - С... возможно, со временем мы узнаем больше о её природе. Но я сомневаюсь, что мы сможем командовать кайдзю. Внутри связи Готтлиб ощущал беспокойство Ньютона. Тот тянулся к нему, почти ощутимо касаясь рукой боли в груди. Его лицо и шея вспыхнули. Они знали всё про него и Ньюта. Дитрих их слышал. Поэтому брата сюда и привезли - чтобы манипулировать им при помощи стыда. А что делать, если они слышали их в бассейне или... о, Боже. Он осторожно отстранился от Ньютона, закрываясь от чуть слышного гудения в сознании. Он попытался закрыться и от Улья. Сейчас ему надо было быть в своей голове одному. Ему нужно было думать.
- Это было достаточно информативно. Спасибо, доктор Готтлиб.
Официант принёс подносы с едой и Барлоу, благосклонно улыбаясь, похвалил его на безукоризненном японском языке. Майор взял немного суши с лососем и неспешно принялся за еду. Германн следил за тёмными силуэтами рыб, плавающих в красном аквариуме. Мимо скользнула акула мако - словно во сне...
- Ваш партнер доктор Гейзлер, работая в моём Шаттердоме вёл себя весьма неконструктивно и я знал, что говорить с ним - как толочь воду в ступе. Я рад, что вы оказались более... любезным. Готлиб решил посмотреть на Джойса, по прежнему активно избегавшего его взгляда. Сержант явно нервничал и чувствовал себя неловко в своём мундире. Германн покосился на Дитриха, который пил и запихивал в себя суши как ни в чём не бывало.
- Майор, зачем вам надо знать, можем ли мы с Гейзлером контролировать кайдзю? Если бы мы могли использовать эту способность, чтобы помочь их уничтожить, мы бы это сделали. Ведь вы, конечно, не собираетесь использовать их как оружие?
Барлоу засмеялся, качая головой, так, словно Германн сказал что-то крайне забавное: - Оружие? Ха-ха! Господи, нет! Возможно кое-что от них годится для вооружения, но не целиком же! Никогда! В конце-концов. Егерей строили для уничтожения кайдзю... И я сомневаюсь, что вы бы сделали всё для их уничтожения, Готтлиб. Я слышал как вы говорили об этом с Гейзлером собственными ушами.
Майор взял палочками кусочек кроваво-красного тунца и принялся внимательно его изучать. - Я хочу... Доктор, мне надо... даже необходимо знать всё про вашу связь. Вы не можете их сейчас контролировать? Выясните, как это сделать. Я хочу, чтобы в этом вопросе вы полностью сотрудничали. - А... А если я решу, что не хочу сотрудничать? Барлоу обречённо вздохнул и положил свои палочки с резким щелчком, заставившим Дитриха оторваться от набираемого на телефоне сообщения. - Наиболее очевидным решением будет объявить вас и вашего партнёра сочувствующими кайдзю и обвинить в государственной измене. Но я могу применить и другие, менее грязные методы.
Казалось, он обдумывает варианты.
- Возможно, я дам прессе больше информации о том, как Гейзлер убил мозг Шона Патрика. Будет расследование. Возможно, он скрыл факт своего биполярного растройства, а наши тесты не отследили его вовремя... Официального обвинения в убийстве не будет, но само предположение...
Он сделал паузу, как бы позволяя этой мысли уйти и продолжил: - Может быть, я уговорю ООН начать расследование преступлений против человечности, якобы совершённых в Калифорнии Нетой Мелеро... Или Соня Уотли, напавшая на старшего офицера. Для неё и её брата очень важно участие в программе, но это серьёзный проступок и она будет уволена... если нажать.
Он покачал головой, словно всё предложенное его глубоко ранит и продолжил своим прохладным острым голосом - ровно, словно всё ещё говорил о еде: - Ванесса Готтлиб работает на PPDC, не так ли? А... Но я отвлекся. Я предпочел бы не прибегать к подобным вещам. Особенно если это повредит хорошему рейджеру.
Готтлиб нахмурился, страх в нём сменился гневом. Он выпрямился, до боли сжав ручку трости и неосознанно оскалил зубы.
- Могу вас заверить, доктор, ничего подобного не случится, если вы станете со мной работать.
Германн отвернулся от аквариума и вновь попытался поймать взгляд Джойса. Как и он, тот не притронулся к еде. Костяшки его пальцев, сжимавших палочки, побелели.
- Я не жестокий человек, доктор. Чего вы хотите? Тело белого кайдзю? Оно ваше. Финансирование? Ваш брат предоставит вам столько денег, сколько нужно. И я думаю, вы найдёте что начальство лаборатории в Форте II гораздо более сговорчивл... - Нет!
Германн ощутил, с какой яростью вырвалось это слово. - Н-нет. Я хочу остаться в Форте I. Ньютону и мне нужно уединение.
Раскрасневшийся Дитрих хихикнул - и взорвался гоготом, просто рыдая от смеха: - О, я уверен, оно вам нужно! Джойс откашлялся, кинув на Барлоу затравленый взгляд: - Сэр... Если вы позволите, я бы хотел поддержать доктора. Вы получите лучшие результаты, если партнёры счастливы. А его партнёра не порадует возвращение в Форт II. Всё-таки они команда. Барлоу замолчал, обдумывая - и эта тишина была едва не страшее его голоса. - Да, в этом есть резон. Вы и Гейзлер можете продолжать работу в Форте I. Но с некоторыми изменениями. Не думайте, что работа над проблемой кайдзю освобождает вас от обязанностей рейнджеров. В настоящее время мы потеряли троих пилотов, и некоторые команды частично выведены из строя. Мне понадобятся все пилоты, даже... зелёные.
Подошел официант со счётом. Он обратился к Барлоу, и тот бегло ответил ему по-японски. Несколько раз Готтлиб поймал слово "телефон". Его японский совсем заржавел, но он пробыл в Токио достаточно долго, чтобы распознавать некоторые слова. Барлоу недовольно обернулся к Джойсу, и они о чём-то заговорили - опять по-японски и очень быстро.
Германн посмотрел на чёрный поднос со счётом, протянул руку и взял один из лежащих там мятных леденцов. Крепко сжав его в кулаке, он повернулся к Дитриху. Всё ещё хихикая, тот набирал SMS. - Ты ведь даже не понимаешь, зачем явился сюда, Дитрих? Его брат поднял голову и улыбнулся: - Не считая того, что я могу оценить, как ты капитально облажался и разрушил свою жизнь, снова и снова не подчиняясь отцу? Ну... меня пригласили на твою выпускную вечеринку. Должен сказать, ты выбрал настоящего победителя. Мелковат, да? Он сверху, надеюсь?
Германн почувствовал, что краснеет. Он смотрел на леденец, катая его в своих длинных пальцах, пытаясь черпать из него силу. - Я уверен, что они сказали тебе, что до тех пор пока я сотрудничаю, ты не можешь... донести отцу. Можешь ему сказать. Мне уже всё равно.
Дитрих опустил телефон и прищурился, слегка трезвея.
<Ты лжёшь и сам это знаешь> - прошипел он по-немецки.
<Это... это не то, что... Гейзлер и я...> От этих слов он задохнулся и, с трудом сглотнув, попытался вновь найти Ньютона. Дитрих нетерпеливо подался к нему, подпирая голову рукой. Его злая усмешка наконец-то затронула и глаза. <То, что мы делаем, не касается ни тебя, ни отца. > <А что вы делаете? Какую именно пакость ты имеешь в виду? Трах или поклонение кайдзю? Ты всегда думал что такой умненький, братишка... ну... из того, что мне сказали... Я надеюсь, тебе нравится выбранная тобой компания, потому что ты застрянешь в ней надолго.Я думаю, что подожду рассказывать отцу до удачного времени Пусть это пока над тобой повисит.> Герман чувствовал, как его лицо вспыхнуло от унижения и вины. У этих чувств были глубокие корни, похороненные в той части, которую контролировал его отец... до сих пор. <Мы ... мы этого не делали! Мы ...> <Не делал "этого" чего? Не трахал? Скажи это, Германн. Скажи - я не ебусь с моим партнёром по лаборатории.>
Ньют тянулся к нему, пытаясь говорить. Сейчас Германн почти слышал слова: "Я беспокоюсь о тебе... Я скучаю по тебе... я люблю тебя". Он посмотрел на свои руки, ссутулился... <Даже если бы у нас были... Если бы мы это сделали. Это... не имеет значения... > Дитрих зашёлся в новом приступе хохота. Он хотел сказать что-то еще, но Барлоу резко указал ему: - Давайте, Дитрих... Нам нужно идти. Через полчаса сеанс связи.
Майор любезно улыбнулся Германну и коротко кивнул: - Спасибо, что пришли, доктор. Это была очень продуктивная встреча. Я прослежу, чтобы материалы, запрошенные Гейзлером, были отправлены как можно скорее. В ближайшее время я с вами свяжусь для доклада. Выходя из кабинета вслед за Барлоу, брат послал Германну ещё одну безумную улыбку.
Джойс задержался и наклонился, чтобы помочь Готтлибу встать. Герман взял его руку только потому, что не был уверен, что сможет справиться с мучительно онемевшей ногой. Растирая её, он негромко сказал: - Если вы записали нас в декомпрессионной камере, то у вас были доказательства, что Син угрожал мне и Гейзлеру. Даже если вы услышали это после схватки Самсона с Карпатией, вы могли бы... - Я послал их в Форт II. Это все, что я мог сделать. Джойс повернулась и вышел, оставив Германна стоять в каком-то оцепенинии. - Увидимся дома, доктор Готтлиб... .......................................................................................................................... Его высадили из джипа в двух кварталах от больницы. Германн стоял возле толпы скорбящих с их белыми свечами и ласковыми песнями. Беспорядки были усмирены и наконец-то наступила тихая ночь. Герман шел через толпу, песня на финском языке звучала, как колыбельная. Он остановился, когда что-то привлекло его внимание. На каменной стене соседнего здания была чёрно-красная надпись. Крупные буквы граффити складывались в "Кайдзю убей с кайдзю умри!" Под лозунгом была небрежно натрафаречена голова Егеря с глазами, перечёркнутыми крестиками - мультяшечный символ смерти. Германн смотрел на неё, чувствуя странную отстранённость от того, что видит и слышит. Внезапно в голове вспыхнул теплый свет и пронзительный голос из толпы заставил его резко обернуться. Свечи плясали там, где кто-то бешено прокладывал сквозь них путь от больничных ворот. - Германн! Отчаянно расталкивая толпу, Ньютон выкрикивал его имя. Он протиснулся к своему напарнику и врезался в него, яростно обхватив. Германн уронил трость и обнял его в ответ так сильно, как только мог. Они вцепились друг в друга и Ньют смог удержать вес Германна, когда того шатнуло вперёд. Они смотрели друг другу в глаза. Германн наклонился и прижался лбом ко лбу безумно хохочущего Ньютона. - Черт... Я так.... Я так испугался... Это нападение...
Ньют не мог найти нужных слов. Он открыл рот, чтобы что-то сказать - и не смог. Их связь пылала. Ощущения облегчения и любви были настолько глубокими, что Германну показалось, что он тонет. Не обращая внимания на людей вокруг, на своего брата и даже на собственные правила о проявлениях привязанности, он прижался губами ко рту Гейзлера, неловко столкнувшись с ним носом. Поцелуй получился такой же отчаянный, как обятие. Германн просто хотел убедиться. что Ньют в самом деле здесь, и он не мог прикоснуться к нему достаточно сильно, чтобы заставить себя в это поверить. Задыхаясь, он разорвал поцелуй. Руки Ньютона вцепились ему в волосы..
<Целоваться получается уже лучше. Спорим, в следующий раз будет ещё круче?>
Германн издал что-то среднее между смехом и стоном: <Ньютон... Ты собираешься вырвать мне волосы?.> Ньют медленно разжал руки и уткнулся лицом в грудь Германна: <Мне не позволили приехать в больницу. Мне не позволили быть с тобой. Я искал способ пробиться, когда увидел тебя. Я знал, что ты жив и не сильно ранен, но... Улей волновался. Раньше такого не было. Подожди... А что ты тут делаешь?> Германн смотрел на него, не чувствуя под собой ног... он слишком устал, чтобы стоять, его колени дрожали, и Ньют изо всех сил пытался держать его.
<Я... мне нужно лечь... нам надо обо многом поговорить, но у меня нет сил...> Продолжая его держать, Ньютон сжал ему руку: - <Давай-ка поищем, где тебе рухнуть, дружище. Я тебя больше из вида не выпущу... >
Ну и та самая надпись. Спасибо NewtonGeiszlerза такие волшебные находки.
PS Уфф... Будем ждать 13 главу. Дорогой Дедушка Мороз, я буду очень хорошей, можно в следующей главе автор обойдётся без глобальных пиздецов для наших мальчиков? Видишь, какая я скромная - я не прошу даже совсем без пиздецов - просто не такие мощные.
PPS Дорогие друзья, если ловите в тексте какие-то ляпы - прошу, пишите о них хоть в комменты, хоть в почту - не важно, я буду очень признательна.
Это большая и во всех смыслах тяжёлая глава (автор, мы тебя любим, но ты - чёртов Стивен Кинг), поэтому сейчас только половина, целая всё равно в пост не лезет.
Германн не знал, где другие пилоты. Он отчаянно хотел их найти, но не мог... он с трудом мог двигаться. Голоса в его голове кричали всё громче. Сердитые и напуганные, они вызывали зуд с изнанки затылка. Он едва мог сфокусировать взгляд. Лоб пульсировал болью, кровь из носа текла неостановимым потоком. Свернувшись на больничной койке, Готтлиб натянул одеяло на своё тощее тело и отчаянно попробовал ещё раз привлечь внимание Улья.
- Остановитесь... пожалуйста. Я уже в порядке...
Казалось, будто множество голосов разом кричат друг на друга. Он чувствовал, что они приближаются. В первый раз он ощутил это ещё в отеле. Они шли, чтобы найти его, и это было скверно. Сглотнув желчь, он попытался придумать, чем привлечь их внимание. Он представил, как размахивая руками идёт к центру боли в своей голове: - Привет? Эй... мы можем поговорить?
Голос Улья стал тише и вдруг они посмотрели на него. Нет, "посмотрели" было неверным словом. Конечно, он чувствовал, что они глядят на него, бестелесно зависнув во тьме. Шум и бормотание стали совсем другими, когда они заговорили, обращаясь к нему. Чем сильнее Германн сосредотачивался, тем больше голосов он различал в Улье. Это было похоже на шумную толпу детей, пытающихся докричаться до него, галдя наперебой, чтобы привлечь его внимание. Некоторые голоса были огромны, другие - меньше и тише. Он вяло размышлял, вызвана эта разница расстоянием или фактическим размером существ. Возможно. ни...
- Плохо! Больно! Монстры, чувствуем их!
- Маленький голос кричал! Помощь-помощь-помощь!
- Мы идём на помощь. Не нужно умирать.
- Не нужно умирать, как брат...
Свежая волна боли поднялась в черепе, вынеся нечто из темноты на поверхность. Это было скверное воспоминание из детства. Хулиганы макнули его лицом в раковину, открыли кран и смеялись, когда он захлёбывался и кашлял. Он просил пощады... звал на помощь. Картинка памяти плавно меняется - маски на ворвавшихся в зал блестят, в их поднятых руках оружие. Видение залито синим светом, маски сливаются с Мятежным Самсоном, поднимающим лезвие, и беззвучно обрушивающим его на спину Германна... Нет, Котика. Германн понимал, что все картинки транслируют единую мысль. Он позвал их. Как и Котик, он был в опасности и насколько раскричался о помощи в собственных мыслях, что Улей его услышал.
- Нет, не надо! Никому не нужно сюда идти! Я испугался, но сейчас всё хорошо. Я в порядке.
Он напряг свой измученный мозг, отыскивая образ для этих слов. Он вспомнил одну из ночей в своём первом интернате. Все дети разъехались на каникулы, а он остался. В первую ночь в одиночестве он открыл окно и лежа в тёплой постели, смотрел на снегопад, твёрдо зная, что всю следующую прекрасную неделю не будет никаких хулиганов. Он был в опасность, но теперь всё хорошо...
- Безопасно... хорошо... Не нужно придти и посмотреть?
Улей притих, словно обдумывая это. Уменьшилась боль, жужжание успокаивалось, голоса перестали спорить друг с другом. Протекавший через его сознание поток воспоминаний о рифах и воде, небе и айсбергах сократился до ручейков и иссяк вовсе. Они были... взволнованы. Он позвал их так же, как Котика на Онтарио. И хуже всего то, что оба раза он сделал это неосознанно. Он должен был понять, как управлять этим. Казалось, его связь с Ульем стала ещё сильнее. Готтлиб вытянулся, дрожа. Котика пришёл защищать Везувий. А кто придёт на помощь к нему?
- Мы будем поодаль. Вы в безопасности.
- Маленький голос... быстро мыслящий... мы хотим безопасности.
Улей послал ему странное воспоминание, которое он не узнавал. Он был в токийской лаборатории, рассматривал сложное уравнение на одной из своих классных досок. Через добрые пять минут он аккуратно стёр и передвинул неуместную точку в десятичной дроби. Потом подошёл к столу и поставил чашку свежего чая возле своего компьютера прежде чем молча сесть... на половине Ньютона? Всё запуталось ещё больше, когда через мгновение он увидел самого себя, хромавшего в лабораторию. Следовавший за ним Эванс кричал что-то о своей убогой математике и о том, что на этот раз докажет, что Готтлиб ошибается. Потом он смотрит на доску и не находит ошибки.
- Любовь...
Голоса растаяли, спрятавшись в том глубоком уголке сознания, где жили кайдзю Готтлиба. Это была не его память. Германн понял, что кайдзю вытащили то воспоминание Ньютона, что ассоциировалось у них с любовью. Действительно ли воспоминания обучали их? Он коротко задумался о своей теории приручения и отбросил эту мысль. Всё случившееся породило миллион вопросов, над которыми Германн не хотел думать прямо сейчас. Сейчас он хотел найти Мелеро, убедиться, что с близнецами всё в порядке, узнать, что его друзья в безопасности.
Германн опустил босые ноги на пол и неуверенно сел. Его наволочка была залита кровью, словно в фильме ужасов. Смотреть на неё было тошно, и он отвернулся. Сейчас, когда Улей затих, обозначилась связь с Ньютоном. Она была удивительно слабой, словно онемевшей. Германн подозревал, что так действуют седативные, принятые его партнёром. Конечно, Ньютон должен быть безумно напуган нападением. Он был рад, что это не коснулось Гейзлера. Справится с собственной паникой оказалось довольно сложно - ноющая боль опять прочно обосновалась в груди за рёбрами. Он побеспокоится об этом позже. Германн поискал глазами трость и с радостью увидел её прислонённой к тумбочке. Выпрямившись в своей мешковатой больничной пижаме, он сделал мучительный шаг вперёд, отодвинув занавес вокруг кровати.
Во время атаки отравление получили столько людей, что для карантинной зоны больница Хельсинки должна была выделить целый этаж - иначе они бы не поместились. Германну досталось всего несколько капель кайдзю-блу на щеке и большой ожог на локте, где Блу прожгла рубашку. Он сам понимал, как ему повезло. Если бы миссис Мелеро не толкнула его, он был бы облит. Готтлиб понял, что попал в палату для легко отделавшихся. Вокруг него пищали мониторы жизненных показателей и звучали испуганные голоса на десятках языков. В изоляторе царила атмосфера страха и паники, лабиринт из кроватей и штор был наполнен шёпотом и слухами. Здесь оказался персонал двух Шаттердомов, техники, журналисты и даже несколько гражданских лиц. Германн спрашивал себя, понимают ли они, как им повезло находиться здесь, а не в одной из меньших палат дальше по коридору, где были тяжело раненые... умирающие. Какое-то время оттуда доносился страшный гортанный крик, кто-то бежал по коридору, бормотал за белыми занавесками.
Он ковылял из одного конца длинной стерильной палаты к другому, тщетно выискивая знакомые лица. Каждые несколько минут приходила медсестра, чтобы увести очередного пострадавшего в обеззараживающий душ. Готтлиб поморщился. Он уже получил свой бесчеловечный визит в душевую. Его кожа пропиталась запахом реагентов и воспалилась, прежде чем ему выдали чистую пижаму. Безнадёжно погибший костюм, в котором он был на приёме, забрали для утилизации.
Все шумели и слонялись, скапливаясь группами у телевизоров, чтобы посмотреть новости. Здесь пахло людьми и зелёной дезинфицирующей мазью, которой обрабатывали кожу от кайдзю-Блу. Германн ощутил головокружение. Пошатываясь, он вышел из палаты в коридор, где было ещё больше суеты и каталок, развозящих людей... и тела. Он прижался к стене и обнаружил незапертую дверь с надписью «Атриум» на нескольких языках. Окружающий хаос подавлял его, и он решил, что минута вне всего этого - то, что нужно. Он отыщет всех, как только соберётся с мыслями.
.......................................................................................................................................................................................... Небо было темным. Германн не думал, что уже так поздно. Ужин был рано, около шести... а сейчас было по меньшей мере девять. Атриум оказался балконом со скамейками и мёртвым сейчас садиком. Он был огорожен армированным стеклом и выходил на окна соседнего корпуса больницы. Крыши над ним не было, и снег падал медленно и спокойно. Самое главное - здесь было тихо. И это было хорошо.
Германн сел на скамью и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Он наблюдал, как снежинки опускаются на его пижаму, но не ощущал холода. За спиной раздался скучный щелчок двери - открывшейся и вновь закрытой. Он не обернулся, думая, что какая-то медсестра вышла покурить и надеясь, что она его не побеспокоит. Он ещё не был готов вернуться в душное помещение, наполненное запахом Блу. Кто-то присел рядом, и он удивлённо оглянулся.
- Я видела тебя в коридоре. Пришла сюда за тобой.
Нета Мелеро сложила руки на коленях, и они минуту сидели тихо, прежде чем она снова заговорила: - Мама ушла.
Она сказала это ровным голосом, словно читая готовую речь по бумажке. Сначала он её не понял. Слова следовали одно за другим, не имея смысла.
- Она умерла ... она умерла только что...
Германн протянул руку и молча взял ее ладонь.
- Она... она не страдала. Она... говорила со мной до самого конца.
Сжав его руку, Нета уткнулась ему головой в плечо.
- Блу попал внутрь. Они пытались её спасти. Но всё было слишком плохо. Если бы ты не вылил на неё соус, она наверняка бы умерла ещё в отеле.
У Германна перехватило дыхание, к глазам подступили слёзы. Он знал, что сейчас обязан быть сильным. Это Нета потеряла мать и напарника, только она одна имеет сейчас право плакать... но он не мог остановиться, боль была как открытая рана. Он издал сдавленный стон и помотал головой: - Нет...
Это было единственное слово, которое он смог выговорить. Нета хрипло зарыдала. Ее тело обмякло, плечи яростно тряслись. Молодая женщина обняла его, и он крепко обнял ее в ответ, укачивая. Так они сидели долго, пока Германн не начал икать от проглоченных слёз и соплей. Нета вытерла своё и его лица рукавом куртки, глядя на падающий снег.
- Она велела мне быть сильной. Сказала, что теперь я должна буду заботиться обо всех, раз она больше не сможет. О близнецах, о других рейнджерах. И ещё она сказала - Нета, не упускай учёных из виду.
Германн засмеялся сквозь слёзы, вытирая сопли, замёрзшие на верхней губе. Она ещё раз обняла его, и он в ответ уткнулся ей в волосы, бормоча: - Я думаю, нас она бы попросила позаботиться о вас... ведь так?
Она медленно встала и помогла ему подняться на ноги, отряхивая снег с его плеча.
- Давай Cariño... вернёмся, пока не простудились. ............................................................................................................................................................
Соню Германн нашёл по чистой случайности. Неохотно расставшись с Нетой, он возращался на своё место в карантине, когда услышал грохот металлического лотка и знакомый голос: - Это пиздец, как больно! Медсестры не говорили по-английски, и ответом было путанное: - Мисс, пожал-ста, мы должно вас шить, ещё есть...
Заинтересовавшись, он заглянул за занавес и увидел Уотли с лицом, залитым кровью. Две медсестры удерживали её, пока третья пыталась зашить большую рану на лбу.
- Мисс Уотли! Довольно!
Увидев его, Соня расслабилась: - Док ... О Боже, док! Я так рад тебя видеть... ничего себе... дерьмово выглядишь.
Германн прошел мимо занавески к её кровати и сердито нахмурился: - Вы должны позволить этим людям вам помочь, Уотли. Прекратите вести себя, как ослица.
Она сердито посмотрела на него, и медсестра, пользуясь затишьем, принялась торопливо заканчивать шов на рваной ране.
- Они не позволяют мне увидеть Хови! А мне нужно его увидеть! Медсестры отпустили её, а та, что накладывала шов, подарила Готтлибу многозначительный взгляд. Он кивнул и ближе подошёл к кровати, отвлекая Соню, чтобы медики могли закончить.
- Когда вас разлучили?
- Они забрали его недавно... Его плечо было в Блу. И он злился на меня...
Медсестра обработала рану жёлтым дезинфицирующи средством и забинтовала голову Сони. Она осмотрела пакет IV, включила капельницу и кивнула Готтлибу, прежде чем вместе с остальными поспешить к другим пациентам.
Германн присел на край сониной кровати. Она смотрела на него неуверенно, ошеломленно...
- Они забрали его, чтобы оказать необходимую помощь. Почему он злится на тебя?
- Он велел мне не лезть к одному из парней в масках, а я это сделала. И теперь он как пьяный.
Германн взял её за руку, и она благодарно стиснула его пальцы.
- Расскажи мне, что случилось с самого начала.
- ОК... Так вот, когда они ворвались в зал... Я увидела, как они стреляли по чиновникам и начали обливать людей кровью. Мы с Говардом были за большим столом, когда мистер Зоря его перевернул. Говард велел мне притвориться мёртвой, но... Я не могла это сделать... Я просто помню, что я очень-очень взбесилась, когда услышала крик миссис Мелеро. Так что я перепрыгнула через стол и... начала бить морду парню в маске "Страйкера".
Германн вспомнил, как она ударила Джойса и как Карпатия набросилась на Везувия. Она была импульсивна, как Ньютон, если не хуже. Он кивнул: - Продолжай.
- Ладно... Я душила этого парня и не заметила, что у него пистолет. А Говард заметил. Он мне крикнул, бросился на него и пуля чуть не влетела мне в лоб, но...
Она подняла руку и изумлённо ощупала широкую повязку на лбу.
Он... дотянулся до ведра с остатками крови кайдзю. Я думаю, он целился в лицо Хови, но попал в плечо. Говард выпустил его и он сбежал... они все сбежали. Я чувствовала, как Говарду больно и худо, но ещё я могла чувствовать. насколько он зол... на меня.
- У меня есть личный опыт такого плана, мисс Уотли, и я могу сказать, что он зол, потому что вы поступили опрометчиво. Вы бессмысленно встали на линию огня, и он за вас испугался. Это... это очень разочаровывает, когда кто-то... за кого-ты волнуешься, творит такое.
Она всхлипнула и пожевала нижнюю губу, сердито глядя на капельницу.
- Я должна его найти. Я думаю, они мне подсунули что-то вырубающее. Я им говорила не слишком...
- Что-то вырубающее?.. А, вы имеете в виду седативноек?
- Ну, оно, я пнула здешнего парня, когда он тронул меня за лицо.
- Мисс Уотли, почему вы ударили медбрата?
Она пожала плечами и потянулась к капельнице. Германн остановил её руку.
- Я не знаю. Я была зла.
- Вы, кажется, страдаете от этой проблемы.
- Да? А кто врезал парню из телевизора?
- Я... да. Думаю, с этим не поспоришь.
От неё пахло химическим душем и кровью, Германн видел, что она борется со сном.
- Я должна встать и найти Хови и миссис М... Я должна знать, что она в порядке.
Германн отдёрнул руку, чувствуя комок в горле. Он думал, что не может больше плакать, но к горящим от усталости глазам опять подступили слёзы.
- Ми... Соня...
Она посмотрела на него, склонив голову и слегка сморщив нос.
- Миссис Мелеро умерла.
Она растерянно моргнула и он увидел, как на её лице сменяются те же эмоции, что, вероятно, Нета видела на его собственном. Она вздохнула и закусила нижнюю губу: - ...я убью их всех нахуй.
- Соня... Я не думаю, что...
- Посмотрим, будут ли они крутыми, когда я пну им по заднице ногой Сирены.
Она издала болезненный крик, задыхаясь от слёз: - Как они смеют. Как они посмели так поступить с ней!.. Они её не знали!.. Они не знали, какой она была. Они...
Германн протянул руку и притянул ее к себе. За всю свою жизнь он не мог вспомнить времени, когда так охотно касался людей или позволял прикоснуться к себе. Он всегда бежал от телесного контакта как от чумы. Сейчас это казалось такой глупостью. Тело Сони Уотли начало расслабляться, и она всхлипнула, крепко вцепившись в него. Из последних сил он удерживал себя от нового срыва.
- Я... я не думаю, что миссис Мелеро хотела бы, чтобы ты кого-то убила за неё, разве не так?
- А мне плевать!
Она посмотрела на него стекленеющими глазами. Чем бы не накачали её медики, но она начала засыпать. Когда она заговорила, голос был смущённым и капризным, как у маленькой девочки: - Я люблю миссис Мелеро - Как могло случиться, что её просто не стало?
Германн покачал головой и потёр глаза, пытаясь удержать слёзы: - Я не знаю... но она оставила тебя не потому, что хотела этого. В этом вопросе у неё не было права голоса.
Готтлиб задумался, чем бы отвлечь Соню. Через ряд отсеков он углядел стол, стоящий в центре палаты, на нём было полно книг и настольных игр. Вещи, способные развлечь людей, чувствующих себя достаточно хорошо, чтобы скучать... Он поднялся и похромал туда за коробочкой "Китайских шашек", он помнил, что Уотли нравилась эта игра. Вернувшись к постели Сони, он разгладил одеяло у неё в ногах и разложил игровое поле.
- Какой цвет тебе нравится?
- Я... жёлтый, пожалуйста.
Он развернул поле жёлтыми шариками к ней и сдвинул к себе оставшиеся с противоположного конца звезды. Они были чёрными. Он надеялся потянуть время, пока седативные не свалят её. Сосредоточившись на игре, Соня дрожащей рукой сдвинула первый шарик.
- Всё так же, как было с Уорреном. Однажды он просто собирался в колледж, притворяясь, что сердится на нашу шумную возню... и потом перестал быть. Просто так. Он тоже умер от Блу. Просто... иначе.
Она вытерла глаза, глядя на Германна. Он понял, что она говорила о своем брате. Ньютон однажды его упомянул.
- Я не хочу, чтобы ещё кто-то погиб.... Док, я не хочу, чтобы Ньют или ты умерли. Я люблю тебя.
Германн почувствовал, что краснеет. В его детстве было проще увидеть летающую свинью, чем услышать произнесённое вслух "я люблю тебя". Его семья была не слишком... эмоциональна. Гейзлеру с этим было проще. Ньютон понимал нелогичные эмоции. Это был язык, в котором он отлично разбирался.
Германн передвинул вперёд чёрный шарик: - Я приложу максимум усилий. чтобы не умереть, мисс Уотли.
Они продолжали играть, пока большая часть шариков не оказалась в центре звезды. Соня фыркнула, утирая сопливый нос и уронила голову, тщетно пытаясь держать глаза открытыми. Германн осторожно прижал её плечи к подушке. Он видел красные пузырьки ожогов от брызг Блу на её шее и груди. Если бы не жирные мазки зеленоватой мази, их можно было бы спутать с веснушками - у Уотли их было довольно много. Он забрал игру и положил её на тумбочку. - Спать, мисс Уотли...
- Я не могу... Хови, мы ещё не...
- Я уверен, он будет здесь, когда ты проснёшься. Он не будет злиться долго.
Он держал её за руку, пока она не заснула. Её дыхание было сбивчивым даже во сне. Германнн отвёл от повязки медные волосы Сони и проглотил комок в горле. Он чувствовал себя пустым... исчерпаным... онемевшим. Всё, что он хотел - заснуть.Он медленно прохромал через длинную палату к своей кровати, распахнул занавеску и с удивлением обнаружил, что его ждёт разложенный на постели хороший костюм и зелёная парка. Он наклонился и растерянно взял в руки записку, лежавшую поверх свежей, без крови наволочки.
Доктор Готтлиб,
Ваше присутствие желательно на позднем ужине этим вечером. Пожалуйста, переоденьтесь и выйдите к боковому входу больницы. За вами заедет чёрный внедорожник и доставит в ресторан, выбранный для встречи.
Майор Рэй Барлоу
Германн перечитал записку несколько раз и прикрыл глаза. Он потер виски, пытаясь решить эту головоломку... но он так устал. Последнее, что он хотел - переодеваться и ехать на некую секретную сходку, проводимую большими шишками из PPDC. Барлоу был на мемориальной церемонии... был ли он на обеде? Готтлиб не мог вспомнить. Будет ли там Ньютон? Эта мысль его подстегнула. Ньютон должен быть там... ведь они вместе пилотируют. Этот ужин достаточно важен, чтобы они вытащили его из Блу-карантина всего через несколько часов после пресс-банкета. Надежды на встречу с Ньютом хватило, чтобы заставить его переодеться. Сейчас их связь притихла. Везде, где Ньютон был... он ещё был.
Хельсинки были охвачеы огнём. Или по крайней мере так показалось Германну. С его пассажирского места в чёрном лакированном джипе окружающий мир казался сплошной разгневанной толпой. Возле больницы множество людей со свечами совершали скорбное бдение по жетвам атаки. В нескольких кварталах от этого мирного собрания стояло полицейское оцепление, а за ним... начиналось насилие. Ему показалось, что он движется по кругам Дантова ада, и чёрный автомобиль везёт его на дно ямы, предназначенной предателям.
Полицейские подняли прозрачные пластиковые щиты, и Готтлиб почувствовал, как его желудок завязывается узлом, когда кто-то бросил бутылку с зажигательной смесью перед потрёпанной патрульной машиной. Все это быстро скрылось из вида, но он все еще мог слышать пронзительные крики. Мародеры метались взад и вперёд перед разрушенными и горящими магазинами, у большинства из которых в окнах были выставлены плакаты "Добро пожаловать, рейнджеры!" Они пострадали незаслуженно, как и миссис Мелеро. Внедорожник с визгом затормозил настолько внезапно, что Германн едва не слетел на пол. Он недоумевающе огляделся, не в силах рассмотреть водителя через разделяющее автомобиль тонированное стекло. Он понял, почему они резко остановилась, когда затряслась земля. Через покрытое дождевыми прожилками окно джипа Германн наблюдал, как на перекрёсток обрушилась огромная ступня Егеря. Мощный шаг заставил несколько автомобилей поблизости подпрыгнуть в воздух. Они тяжело рухнули вниз, взвыла сигнализация, добавив шума и сутолоки. Егерь сделал еще один гигантский шаг вперед, расшвыривая попавшихся на пути демонстрантов и мародёров. Весь мир сузился до мигающих красным фар автомобилей и падающего снега, превратившегося в серый пепел.
Готтлиб не знал этого Егеря. Он вытянул шею, пытаясь получше рассмотреть его голову и грудь. Он был построен, словно танк. Это точно не был "Сорокопут.." - слишком приземистая и громоздкая конструкция. Вероятно это был ещё один робот Форта II... и, как и у "Сорокопута, в его стиле ощущалось что-то чужое и неудобное. Его путь сопровождала волна дыма, и Готтлиб понял, что это слезоточивый газ. Оставляя на дороге вмятины следов, Егерь покинул переулок, и внедорожник осторожно тронулся с места. Мир за окном автомобиля скрылся в облаке грязно-желтого газа. Была внезапная вспышка пламени и Германн прищурился, пытаясь разглядеть её причину. Он заметил протестующего, швырнувшего в ноги Егеря бесполезную бутылку с "коктейлем Молотова". Автомобиль набирал скорость, направляясь, вероятно, в более безопасную часть города. Германн сильно прижал руку к рёбрам, пытаясь успокоить торопящееся сердце. Ему казалось, что Ньютон всё ещё спит, или по крайней мере, вёдёт себя тихо, без сомнения одурманенный наркотиками. Если Ньютон был спокоен... хотя бы отчасти...
Джип остановился возле японского ресторана на набережной. Когда Германн вышел на улицу, он ощутил запах горящего дерева, моря и метели. Дул ветер, пронизывающий его насквозь. Посмотрев в сторону горизонта, он увидел клубы чёрного дыма, поднимающиеся к небу. Почти полная луна подцвечивала их жёлтым. Дрожа, он отвернулся, и заковылял через низкую дверь во внутренний дворик в японском стиле. Красный знак с мордой ухмыляющегося кайдзю сообщил ему, что место называется "O-Ямы". Набравшись храбрости, он вошёл в тёмную парадную дверь.
Внутри было довольно темно. Большую часть света обеспечивали свечи на столиках, а остальную - зловещие "электрические" росписи на стенах. Это был гротеск, но Германн решил, что Ньютон его бы оценил. Каждое панно, выполненное при помощи гипса, неоновых лампочек и флуоресцентных красок, было посвящено конкретному кайдзю. Он остановился возле сцены, изображающей как Остроголов крушит Бродягу. Он был огромен. Даже кончиком трости Германн не смог бы дотянуться до его неоново светящегося глаза.
- Доктор Готтлиб, да? Ваши друзья вас ждут. Позвольте принять ваше пальто.
PS Друзья мои, если видите в тексте какой-то ляп - грамматический. смысловой и прочее и прочее - скажите мне комментарием или в почту. Я буду очень признательна.
Пока я дочищаю первую половину 12-й главы "Оккама" (она большая, зараз никак), да и мрачная - пусть тут будет моя старая относительно весёлая сказочка, написанная для сборника "Праздники". При желании, можно считать это фанфиком, потому что базовый персонаж принадлежит всему фламандскому народу вААще и Шарлю де Костеру в частности. А "Легенду о Тиле Уленшпигеле" я знаю почти наизусть. Как-то в жж-шном споре я только цитатами из неё довела до бешенства одного великогорусскогописателя. Хотя его, мне кажетсяч, и Курочкой Рябой довести можно.
И картинка со съёмок навсегда любимой "Легенды о Тиле" (в кадре. как сами понимаете, Евгений Миронов и Лембит Ульфсак)
"День святого Никогда"
В этот день берут за глотку зло,
В этот день всем добрым повезло,
И хозяин, и батрак все вместе шествуют в кабак,
В день святого Никогда тощий пьет у жирного в гостях.
В.Высоцкий
Осенним вечером, в благословенной Фландрии, в маленьком городке, что славен тёмным пивом, белой колбасой с майораном и недостроенной третий век колокольней, в трактире кривого Михеля, за не слишком чисто скобленным столом сидели трое. Один, низенький толстяк, безрадостно жевал хлеб с сыром и поверх почти пустой уже кружки глядел на очаг, где под присмотром разрумянившейся от жара служанки булькала в котле жирная похлёбка и жарился на вертеле заяц да тройка каплунов. Другой - тощий, вертлявый, что лиса, успевал пить, есть и болтать за пятерых. А третий, здешний кузнец, молодой Мартин, уныло вздыхал над своей почти нетронутой кружкой.
- Ни в какую. Мы ещё как хлеб убрали, сговорились, уж и приданое всё почти готово было, мне мамаша на отцовской праздничной куртке пуговицы переставила, а потом на рынке с тёткой Тильдой поспорила - и поспорила-то из-за чепухи - и как отрезало. И не ходи, говорит, рожа копчёная, башмаки не сбивай. Будет тебе, говорит, помолвка в день святого никогда.
- А ты ей не говорил, что у заневестившихся девок хвороба приключается, особенно если в кузню захаживали: так распирает от ветра из мехов, что пузо на нос лезет?
- Это ты, божий человек, тётку Тильду не видел. Я ей скажу, а она меня моим же молотом и приласкает. Старший ей, может, и не с руки, но средним и замахнётся, и приложит. А ты про пузо откуда знаешь?
- А что, уже надул? Бойкий парень! И давно?
- Да вот как сговорились, так и... тётка Тильда погостить к брату уехала, а бабка у них спит крепко. Марта у меня, конечно, девка в теле, так и не видно пока.
- А скажи мне, парень, есть ли у тебя лишние два флорина для бедных богомольцев? Особенно если завтра тётка Тильда тебе твою Марту сама с дорогой душой отдаст?
- Если отдаст, я тебе...
- Ох, постой, куманёк, не спеши с посулами, а то я парень жадный да памятливый, ещё соглашусь и не забуду. Значит, так: сегодня - в задаток - ставишь мне и моему другу столько пива, сколько выпьем...
- И закуски, - внезапно подал голос толстый богомолец.
- Помолчи, толстяк, будет тебе закуска! А завтра, если старуха отдаёт тебе твой пирожок с начинкой, ты платишь нам два флорина и подкуёшь ослов.
- И ослов подкую, и на сбрую, где надо, клёпки поставлю, и на свадьбу позову!
- До твоей свадьбы нам тут рассиживаться некогда, а помолвка будет завтра. Если, конечно, Марта твоя не передумала. Эй, трактирщик!
- Да, - поддержал приятеля развеселившийся толстяк, - эй, ты, трактирщик, тащи-ка сюда вон того каплуна, что с краю, вижу-вижу я, как капает жир с него в огонь, - что ж ты, растяпа, не поставил миску - вот была бы добрая подлива! - и вот тех колбасок, что висят у тебя над очагом, если, конечно, кладёшь ты в них вдоволь тимьяна и душистого перца. И не застоялось ли у тебя в погребе белое винцо, такое сладкое и мягкое, что словно бархатом выстилает глотку усталого путника?
Стоя на церковном крыльце, старый отец Тобиас рассеянно перебирал тяжёлую связку ключей. Тот что от ризницы - бронзовый, с тройной бородкой, уже было лёг в руку, когда сзади окликнули: - Благословите, святой отец...
- Богоугодное дело, сын мой, - напутствовал он вскоре молодого паломника, - народ ослабел в вере и радостно мне видеть такое старание у человека юного.
Воскресная служба подходила к концу. Прихожане внимали проповеди, предвкушая заслуженный досуг за кружечкой пива - тёмного ли, светлого, одинарного или двойного, смотря по вкусу и достатку и думая, что отец Тобиас, конечно, добрый человек, а что служит тихо и невнятно - так поживи с его... Но тут старый священник возвысил голос: - Погодите, дети мои, не спешите к праздности. Сами знаете - далеко мы от Рима, и не все новости доходят до нас быстро. Поэтому послушайте этих добрых людей, что расскажут нам про житие нового святого. Иди, сын мой, сюда, на кафедру.
- Братие и сестры! - обратился к народу молодой богомолец, - прошлой зимой мы с товарищем посетили Рим, целовали благоуханную туфлю Папы и получили отпушение грехов, теперь возвращаемся в отчий край. Я и друг мой обязались по обету в каждом городе прочитать проповедь во славу одного из святых мучеников, рассказать о жизни его, чудесах и страданиях. Внемлите же рассказу о жизни святого, имя которого у вас каждый день на слуху и на устах, но без почтения и любви, а то и в непотребном гневе. Я расскажу вам о святом Никогда, недавнее обретение мощей которого сопровождалось великим чудом.
Случилось это в те предальние года, когда добрых христиан было по всей земле вот навроде как святых на вашем базар - не то чтобы никого, но и не так чтоб пруд пруди. Зато и сияли они все добродетелями - не нам чета. А язычники истребляли их без жалости, как охотники дичину, только все равно ничего у них не вышло.
До смерти своей святой Никогда был известен жизнью грешной, характером - буйным и неукротимым. Потому и имя его никто не запомнил, что на любой благой вопрос родных или соседей отвечал он отрицанием. "Когда ты пойдёшь домой из кабака, прорва бездонная?" - кротко вопрошала его супруга. "Никогда!" - отвечал грешник. Но однажды кабатчик всё-таки выставил гуляку, и он, спотыкаясь и пошатываясь, отправился домой. По дороге какой-то грабитель стукнул его по башке, и очнулся наш Никогда уже в тайном убежище первых христиан, которые подобрали беднягу, принесли к себе и промыли ему раны вином и маслом. А утром в убежище ворвались солдаты кесаря и потащили всех в темницу.
Спасители святого исповедали христианство и достались на обед хищникам - все, кроме самого Никогда, который, мучаясь от ран и похмелья, так дрался и сквернословил, что был признан самым опасным из них всех. На него было решено выпустить свирепейшего из львов, разорвавшего уже не одного страдальца. И тут, братья и сестры, Господь явил первое чудо: ещё даже не дойдя до святого Никогда, зверь начал чихать и морщиться, а обнюхав святого, убежал, скуля и поджав хвост.
Тогда святого было решено сжечь на костре, но едва палач поджег хворост, Господь явил второе чудо: мученик задрал рубаху и так щедро полил костёр, что промочил не только свои дрова, но и весь запас, сложенный подле. Явленные чудеса так напугали судью, что он решил уговорить святого примириться с языческими идолами и принести им жертву вином и хлебом. Однако святой Никогда в гневе набросился на идолов, восклицая: "Все на одного! Думаете возьмёте?! Да никогда!" - и, пока стража не связала его, сокрушил винным кувшином и корзиной с хлебами восемьдесят кумиров вдребезги, а ещё двоих частично. Тут судья и вовсе устрашился святого и предложил тому выбрать себе мученическую смерть по желанию. "Хотел бы я упиться до смерти, но у тебя столько вина не будет", - ответил святой.
Полдня носили вино в большой котёл, и только к вечеру вступил в него святой Никогда. Тут на площадь прибежала его жена и стала умолять судью отпустить мужа, клялась, что никогда не знался он с христианами, а что пьяница он и сквернословец - так где же ей, бедной женщине, другого найти? В последний раз предложил судья святому отречься от Христа и сохранить жизнь, имущество и семью. Святой посмотрел на супругу, возгласил громовым голосом "Никогда!" и ринулся в котёл. Тут Господь явил третье чудо - одним глотком мученик осушил котёл до дна, и лишь тогда отдал Богу душу. Супруга была так на него сердита, что даже отказалась забрать тело, хотя потом, говорят, обратилась, раздала имущество бедным и ушла в пустыню, где постилась, молилась и ела хлеб слёзный. Посрамлённый святым лев-людоед ушёл с ней и служил ей до смерти. Захоронен святой был в некой пещере, и до недавнего времени мощи его оставались сокрытыми. И лишь пять лет назад, прямо после большого дождя на Великий Четверг, явлено было великое чудо. Жил на окраине Рима человек собой невидный, имуществом небогатый, но известный крепостью веры и своего слова. Вот скажет ему, бывало, тёща: "Когда ты, лентяй, крышу перекроешь?" - А он ей непреклонно ответит: "Никогда!" И хоть дождь, хоть град - а так и живёт с дырявой крышей. Так вот, спал он в своей лачуге в тот самый дождь, и вдруг дождевая вода, что на рожу ему падала, стала на вкус как лучшее вино, а сквозь дыру в кровле вошёл в дом светлый муж. Нёс он в одной руке кувшин с вином, а другую простёр в благословении, говоря: "Я тот, кого ты так крепко почитаешь, сам не зная, я - святой Никогда". И указал, где надлежит искать его нетленные мощи, после чего истаял, налив, однако, хозяину из своего кувшина вина в щербатую кружку. А дыра в кровле сама собой затянулась. И верьте мне, братья и сестры, точно в том месте и найдена была пещера, дивно благоухающая сладчайшим виноградом, а в ней и сам святой, нетленный, будто только уснул. Теперь в пещере выстроена часовня святого, и много преудивительных чудес уже совершил святой Никогда. Особенно покровительствует он брачным обетам, ибо сам обрёл Царствие Небесное через своё крепкое слово и верную жену. Но горе тому, кто обманет святого или призовёт его в свидетели ложной клятвы. Ежели кто из мужиков поклянется честным именем святого Никогда, а слово не сдержит, то любое вино в его кружке станет пресным, что дождевая водица, а уж что случится с мужской его доблестью... ох-хо-хо... Вот прошлым летом было, у самой гробницы один нечестивец клялся, что вовсе не обещал на девке жениться, да и не знает её - и что же с ним теперь? Теперь он-то, может, и познал бы, и женился, да нечем, и горе не запить. Но и девкам спуску нет - только попробуй пообещать, да на попятную - а в самый канун святого Никогда налетит ветер и надует пузо. Что? - богомолец склонился к дебелой тётке, пробившейся сквозь толпу. - Большое ли пузо? Да смотря по грехам. Кому вроде как полсрока, а кому уж завтра рожать. И добро бы одного, а бывает, что и тройню. Нет, тётка, назад брюхо не забирает. Суров святой Никогда...
Так что, братия, будьте упорны в вере своей и слово держите твёрдо. А если кто что кому обещал сделать в день святого Никогда - поспешите, ибо времени всего-ничего осталось: завтра канун. И чтобы вы знали, что всё это истинная правда, я принёс вам драгоценную реликвию, - тут богомолец пошарил под рясой и бережно вынул что-то, завёрнутое в холстину. - Вот она! Ручка от той самой щербатой кружки, в которую святой Никогда налил небесного винца. Ох, да не тащите меня, ироды! Ламме, помогай давай! Оооой! Потерпите! Каждому позволю потрогать... Эх, была - не была! А особо благочестивым и отколю кусочек. Да не за деньги, ну что за люди! Разве благодать за деньги укупишь? За кружку - кружку. А что не влезет в мою тощую утробу, то выпьет мой друг, которому всегда мало. Выпьешь, толстячок? Вот уж кто всегда верен своему слову!
Когда от чудесной ручки осталась едва половина, к порядком осоловевшим проповедникам робко подошёл рябой мужичонка в платье, перепачканном где известью, а где и золотом.
- П-простите, п-почтеннейшие, зовут меня Ханс Вергетен, и всякий в этом городе подтвердит вам, что я искусен и в резьбе, и в писании красками и в золочении. И с-сдаётся мне, что и недели не п-пройдёт, как отец Т-тобиас закажет мне образ святого Никогда. Так п-подскажите же, как его приличествует изображать? Какие инструменты м-мученичества должны сопутствовать святому?
Тощий богомолец задумался, рассеянно почёсывая в затылке обломком святой кружки:
- Ну ты и спросил, - и тут же просветлел лицом, - да нарисуй его с кувшином вина. Ведь от вина-то он и помер.
- И дай ему в руку пирог, не пожадись для святого, - внезапно вступил в разговор тучный богомолец, - и не малюй его слишком тощим, тощие святые пугают прихожан.
На свадьбу, случившуюся с удивительной поспешностью, кузнец Мартин получил драгоценнейший дар - изрядный кусок того, что осталось от чудесного черепка. Опасаясь за сохранность реликвии, кузнец передал её отцу Тобиасу. Так что теперь всякий может созерцать святой черепок сквозь мутноватые стёклышки ковчежца, что стоит под образом святого Никогда. Святой весьма дороден, и хоть взором суров, но благостен. У ног его двое коленопреклоненных мужей в одежде паломников держат пузатый кувшин с вином и корзину с румяными пирогами.
- Скажи мне, Тиль, а не видел ли ты в толпе моей жены? И куда ты задевал ту колбасу, что уложила нам в сумку женушка кузнеца? Эх, добрая женщина Марта, справненькая и аппетитная, как та пулярка, что ты не дал мне доесть, мой тощий и жестокосердный друг.
- Ламме, бездонная утроба! Прекратишь ли ты когда-нибудь стонать о жене и брюхе?
- В день святого Никогда, сын мой, а вот, кстати, и колбаса нашлась...
- Смотри, толстяк, через год я тебе это припомню. И берегись, ибо если не пропостишься целый день, суровый святой Никогда поразит тебя геморроем и таким нарывом в глотке, что даже пивной суп покажется расплавленным свинцом.
- Господи, скажи, в день какого святого Ты ущемишь его ядовитый язык?
- И не надейся, дружок, Господь в милости своей позволит мне говорить тебе правду в любой день. Ибо я -- зеркало. И твоё тоже, мой славный пузанчик.
- Послушай, Тиль, - сказал Ламме, которого жирная колбаса и полфляжки вина настроили на философский лад, - вот любви и шутки ради ты придумал святого пьяницу, а если через год или пять мы снова поедем через этот городок, и увидим, как добрая Марта стоит у трактира и кричит нашему другу кузнецу: - Да когда ж ты выйдешь, проклятый пьяница!? А он ответит ей: - Никогда, клянусь святым Никогда! - что скажешь ты тогда, друг мой?!
- Скажу, что дураки оба. Ешь лучше свою колбасу, Ламме...
Так, нога слева, нога справа, Тиль и Ламме продолжали свой путь...
Примечание
Повсеместно День этого святого случается почти столь же часто, как свист рака на горе, и значительно реже, чем дождь по четвергам.
Но в некоем небольшом фламандском городке его празднуют ежегодно в середине ноября. В этот день играется множество свадьб - считается, что брак, заключённый в день святого Никогда будет крепок. Лучшие подношения святому - вино и свежий хлеб. Один из видов туристического дохода - глинянные винные кружки с изображением святого и его деяний. Отчего-то особенно популярен сюжет с несостоявшимся сожжением.
А вот кто хочет посмотреть на Пикник времён "едва развалился СССР" и Шклярского без тёмных очков?
Дасс-с, моя прелес-сть, там есть глас-ски. Не красные, не с вертикальным зрачком, не с встроенным лазером, большие, как у кузнечика. У инопланетного кузнечика. Вечно меня на какую-то нечисть тянет.
Ох, не к добру я поняла, как тут вставлять клипы. Так что вам прекрасная злая песенка "Love Me Dead" с клипом, нарезанным из Торчвуда. Ну очень прекрасная и злая. И её здорово орать во всю дурь.
Позвонила подруга, которую я дважды подбила сходить на Pasific Rim и осторожно спросила: - Ты не хочешь в субботу ещё разок? Нашла, что спрашивать... Кто "не хочешь?" Я "не хочешь?" Я очень-очень хочешь. Всего-то восьмой раз будет. Я слышала, у некоторых доходит до тринадцати.
Студийный ребёнок глянул заговорщицки и напялил на меня свои наушники. Естественно там во всю дурь гремел саундтрек. Кто подсадил ребёнка, кроткую девочку, в жизни не интересовавшуюся иномирными монстрами и боевыми роботами? Схожу, посмотрюсь в зеркало.
Как там было сказано? "если инопланетную зверюшку не поить, не кормить, а наоборот - въебать ей со всей дури по морде сухогрузом, то она, значить, будет несчастна и даже может помереть"(с)
Не успела поплакаться, что ролика со сценой в камере из "The Runaway" нет, как добрая Sirickss принесла её, порезанную на гифки. На всякий случай уточняю - нет, это не изнасилование.
Ни полраза даже. Но большую часть я лучше под кат.
А вот кто хочет загубить себе рабочий день, посмотрев, как Бёрн Горман играет полицейского со специфическими моральными принципами - тычьте подряд в ролики. Это у нас сериал "The Runaway", где Горман есть в четырёх сериях из шести и его там хоть и немного, но безумно круто.
Первые два ролика - последовательно идущие фрагменты с ним из первой серии ближе к хвосту, третий - кусочек из третьей серии.
Хорошо, что в роликах "родной" голос - вот этот фирменный злой дымный гормановский голос "голодного дракона".
Ну и сам сериал ничего, если вас не пугает "треш, угар и содомия" - причём ни одно из этих слов не преувеличение.
По настрою (да и сюжетно) он несколько напоминает "Однажды в Америке" (это тоже история хреново реализованной подростковой любви на фоне криминального детства). А ещё это очень добротно отснятый британский сериал с отличной актёрской игрой, хорошими костюмами и хорошей операторской работой. Очень жёсткий. Очень печальный. С кровищщей и нецензурщиной. Всех жалко и все идиоты. Хотя, пожалуй, главных героев чем дальше, тем меньше жаль - уж слишком просто мальчик и девочка идут по головам за желанной конфеткой "моё большое чувство". А один из самых больших идиотов, конечно, герой Гормана, не слишком честный полицейский, однажды совершивший странный поступок, без которого никакой истории не было бы. И потом десять лет болтающийся в последствиях этого поступка.
Горман его делает изумительно, практически на одной мимике (учитывая, что на весь фильм у героя три коротких монолога и несколько столь же коротких диалогов). Причём мимике бережно дозированной, скупой, закрытой - учитывая, какая это подвижная обезьяна в жизни. Имея суммарно минут двенадцать экранного времени, он успевает выстроить офигенно интересный характер.
Ну и просто любимая картинка оттуда (жаль, роликом нет. А то я просто представляю, сколько раз бы сегодня перемотали на начало минутный эпизод в камере). Вот этот:
На третьем году заключения индеец Джо понял, что у тюрьмы нет четвёртой стены. В смысле, на третьем месяце на дайрях до меня дошло, как здесь встраиваются клипы.
По этому поводу навсегда любимый "Пикник". Со специфическим видеорядом. Будем считать это колыбельной.
А выложу-ка я тут - баланса ради с пронзительной безнадёгой 11-й главы "Оккама" - свою старую сказочку. Самую любимую, пожалуй. Написана она была для сборного проекта "Куда исчез Филимор", где мы весело изощрялись в попытках придумать очередную историю исчезновения из запертой комнаты, но на самом деле ничего бы не было без дороги под дождём с двумя тяжеленными пакетами в руках и адского желания, чтобы всё это каким-нибудь чудом прекратилось и сразу стало тепло и дома.
«Deus ex machina»
«Deus ex machina» (лат. «Бог из машины») — выражение, означающее неожиданную, нарочитую развязку той или иной ситуации, с привлечением внешнего, ранее не действовавшего в ней фактора. В античном театре обозначало бога, появляющегося в развязке спектакля при помощи специальных механизмов (например, «спускающегося с небес») и решающего проблемы героев. Из античных трагиков приём особенно любил Еврипид, в Новое время он встречается, например, у Мольера («Амфитрион» ). В современной литературе выражение употребляется для указания на неожиданное разрешение трудной ситуации, которое не вытекает из естественного хода событий, а является чем-то искусственным, вызванным вмешательством извне.
Википедия 10.01.2008 Из заявления гражданина Ремизова В.С. "31 декабря я приехал к моей бывшей жене, Ремизовой Ларисе Андреевне, собираясь предложить ей совместно встретить Новый Год. Моя жена на предложение ответила согласием и пригласила меня в квартиру, где я находился около полутора часов, пока она одевалась. Около 21 часа мы совместно покинули квартиру, но Лариса вернулась, чтобы покормить кота. После того, как она не вышла через 15 минут, я неоднократно звонил в дверь, по городскому и мобильному телефонам. На звонки в дверь и по городскому телефону Лариса не отвечала, мобильный сообщал, что "аппарат абонента находится вне зоны действия сети". Я решил, что Лариса передумала и один поехал в клуб, где у меня был заказан столик. В клубе я оставался с 22.30 31 декабря до 5.30 1 января. С 1 по 8 января я неоднократно звонил Ларисе на городской и мобильный телефоны, а 9 января, после окончания рождественских каникул, позвонил на её служебный номер и узнал, что она не вышла на работу. 10 января, воспользовавшись собственным ключом, я открыл дверь квартиры и обнаружил, что с момента моего последнего посещения (31 декабря) Лариса по всей видимости не появлялась дома (в мойке находятся чашки из-под кофе, который мы с ней пили и т.д., так же исчез её кот (кличка Мист, порода: британский голубой)..."
читать дальшеКонечно он сказал им не всё. А вот вы бы сказали всё, если позвонив в дверь, на мобильный и на городской (и послушав раз за разом приглушённый ДСП и пухлой обивкой звонок), открываешь дверь своим ключом, а там - ничего? Никто не встречает в чулках с подвязками и длинных перчатках и не говорит томно: "Никуда не поедем, а будем трахаться и пить шампанское", или в халате: "Я передумала", или хотя бы: "Ты козёл!", или даже: "Я жду другого". Нет ни жены, ни любовника, ни даже сволочного кота - только грязные следы от твоих же собственных ботинок, две чашки из-под кофе в безупречной мойке и пищащий приоткрытый холодильник, который ты машинально захлопываешь по дороге к балкону (снег на балконе девственно чист, никто не спускался к соседям по верёвке в синем бархатном платье и замшевых туфельках с ремешками накрест, за которые лично платил два года назад в Испании).
14.10.2007. - Садитесь, - сказал он. И ещё раз, настойчиво, - Садитесь же, - и чтобы она поняла - куда - похлопал ладонью по тканевой обивке приятного такого серо-зелёного цвета. И она села. То есть сначала поставила на сидение пятилитровую упаковку "Катсана", потом впихнула себя, а потом утвердила на коленях сумку. в которой легко терялась папка формата А-4 и пакет с картошкой, яблоками, куриным филе, половинкой "Бородинского", сыром "Чечил"... ну и что там ещё по мелочи. Причём даже в ту секунду, когда захлопывала дверцу, краем сознания всё ещё была уверена, что так и бредёт по Оршанской с сумками в руках, каплет сверху, хлюпает снизу.
Никакой машины тут не могло быть. И не по какому-нибудь хитрому закону Мэрфи, а по элементарной логике - в полутора остановках автобус стоит впритирку с трейлером, слева забор, справа - стройка, боковых выездов и дырявых дворов нет, поэтому шагайте ножками, дамочка, если вам в автобусе не сиделось. - Ну-у, - подумала она, есть больница. А оттуда выезд как раз на Оршанскую. Скажем - молодой хирург. Перспективный. Потому что обычные на таких машинках не ездят. Гинеколог экстра-класса, - добавила она. вспомнив специфику больницы, и посмотрела осторожно. В принципе - соответствовал. Лет тридцать, волосы светло-русые собраны в такой аккуратный, плотный хвост (машинально она отметила, что мужчины с длинными волосами у неё всегда вызывают больше доверия. К стриженому возможно и не села бы). Светлые ресницы, чисто выбритая щека, тонкий бежевый свитер с высоким воротом, когда повернул голову, приглашая в машину, в левом ухе блеснуло серебряное колечко. Правая рука свободна, на безымянном левой - тёмное кольцо с буковками (она прищурилась) вероятно молитвой, если, конечно не "Эш назг..." Очень приятный мальчик, и появился так чертовски вовремя - ровно в тот момент, когда среди "мокро сверху, хлюпает снизу-какого хрена?-не хочу ужинать в компании кота-ненавижу эту жизнь-можно я уже повешусь?" последняя мысль превалировала.
-Вот тут у ларьков, пожалуйста. -Вы же не в ларьке живёте? Какой подъезд? Восьмой? - и аккуратно вписался в просвет на стоянке. -Кстати, совать полтинник мне не надо, но кофе я пью. -Можно называть тебя Лар, - сказал он, оглядывая вылизанную кухню, -Очень тебе подходит. "С машинкой у нас хорошо, с античной мифологией хорошо, - она достала из шкафчика кофе. - а с чем, интересно. плохо?"
Через сто лет она сказала, устраивая голову удобнее на его плече: - Знаешь, ты только не уходи тайком. Давай сначала проснусь я и пожарю яишницу с ветчиной, луком и сыром сверху. Кофе сварю... В большой джезве. Потом тебя разбужу и будем завтракать. Если хочешь, даже в постели. У меня такой поднос есть, на ножках. И будем читать за завтраком. Я - глупый детектив, а ты - что хочешь. А потом, если хочешь, уйдёшь. А то останься пообедать - я на рынок схожу. Завтра суббота, будет "Формула-1". Все мальчики с такими машинами смотрят "Формулу -1". А я тут буду сидеть и спрашивать глупое. Например: "Как там Шумахер?" А ты мне скажешь, что он не ездит уже. А я тебе расскажу про то, что "Мики Хаккенен - поссор на-ации" - видишь, я всё знаю. Только ты мне не говори, кем работаешь, а то ты сейчас скажешь: - Я - менеджер или я - журналист. Или даже наёмный убийца. что конечно круче, но всё равно не говори. Потому что когда ты вчера сказал: - Садитесь! - я подумала: - О! Бог из машины. Знаешь, как звучала тема моего диплома? "Применение приёма "бог из машины" в современной литературе."
Он медленно высвободил плечо и приподнялся на локте, нашарил на тумбочке сигареты, чиркнул колёсиком. Она смотрела, как алый огонёк отмечает путь от дивана к окну: - Вероятно тебя это опечалит, но я не менеджер, не журналист и даже не наёмный убийца. Огонёк описал круг, потом длинно прыгнул и она почти увидела, как выпячиваются навстречу сигарете губы - верхняя с давним шрамом, как дым плывёт аккуратным колечком, и немедля расхотела слышать, что будет сказано после затяжки. Он говорил скучно, словно эти слова утомили его раз и навсегда: - Я не покупаю души, не навожу порчу, не краду детей, не разжигаю костёр саламандрой, не считаю ангелов, танцующих на острие иглы, не танцую с ними и не держу иглу. Я просто бог из машины. - Хорошо, - послушно сказала она, - Бог из Машины, - потому что точно знала: спорить с мальчиками - глухое дело.
-Нет, - сказал он (и Ларисе показалось, что сейчас он худее и выше того, кто посадил её в машину, а потом вспомнила, что русые волосы на кухне выглядели рыжими, а сейчас, в коротком свете от зажигалки - тёмными, - ты не правильно говоришь. Обе буквы - маленькие - бог из машины. Ну, заурядный такой бог из "Лексуса", к примеру. Хотя может быть и холодильник и стиралка. Из микроволновки не люблю. Мне не сложно, но очень пугаются. - Хорошо, - опять сказала она, поддерживая игру, - Ты - бог-из-машины-с-маленькой-буквы. Тогда рассказывай, от чего ты меня спас. От похищения картошки и курицы или от гнусного изнасилования в луже? - От двух остановок пешком под дождём, ужина в обществе кота и одинокой ночи. А ничего другого ты и не просила. Понимаешь, - он сел на диван, опять щёлкнул зажигалкой: - сейчас профиль был резким, почти индейским (миллион лет назад его обладателя звали Лёша, был он битник, циник и слаломист), я не выбираю, куда идти. Всё что нужно - совмещение вашего желания, моего наличия... как бы тебе сказать - с изнанки и свободный механизм максимально близко. Этот "Лексус" был на больничной стоянке. Собственно он уже снова там.
Она потянулась к пачке и не слишком удивилась, ощутив в пальцах сигарету. Игра в "никак не могу прикурить" сработала странным образом - он отодвинулся и держа зажигалку, как маленький факел возле лица, продемонстрировал - левый профиль-фас-правый профиль. Сейчас мочки ушей были нетронуты, волосы подбриты на висках, а хвостик сократился до кургузого недоразумения, как у Николсона в "Иствикских ведьмах". "Миша", - подумала она, вытаскивая из памяти имя нереализованной студенческой любви. - А что же ты делал, когда не было машин? - Появлялся без машин. Строго говоря, я и сам не понимаю, как это случилось. Всего-то надо было забрать одного актёра, и я решил, что появиться на трапеции во время его вознесения на Олимп будет забавно. - И что?.. - Понятия не имею. Неразрывная связка с техникой. Театральные механизмы, поворотные круги, мельницы. Кстати - ты не задумывалась, отчего мельники знаются с чёртом? Трактирные вертелы, осадные башни... - Игрушки Леонардо. - Умница. Игрушки Леонардо. Я думаю, половину он сделал в надежде ещё раз выловить меня. - А просить можно что угодно? Ну, - она хихикнула, - до мира во всём мире включительно? - Не знаю, пока никто не просил. Леонардо в первый раз достался кувшин холодного вина, а во второй - какой-то особо прочный приводной ремень. А то у него рвался то и дело.
- Слушай, я чувствую себя девочкой-дебилом из анекдота. Знаешь, да? Нет? Идёт девочка-дебил, а навстречу ей ты, к примеру, и говоришь: - Повезло тебе, девочка, можешь загадывать три желания. Ого, обрадовалась девочка и заказала себе вот та-акой нос, вот та-акие уши и вот та-акой хвост. Получила счастья и стоит довольная, а Золотая рыбка, то есть ты, её спрашиваешь: - Девочка, а почему ты не пожелала стать красивой, умной и богатой? - А что, можно было? - Можно, наверно, - сейчас у него были широкие плечи и очень крупные кисти рук. Я, пожалуй, позавтракаю тут. Яичница с ветчиной и что там ты ещё обещала? Да, и кофе.
31.12.2007 - Командовать парадом буду я, - сказал Слава, протягивая букет из пяти белых хризантем, и перекинул через плечо воображаемый шарф. - Радость моя, - он уселся в кресло, - ты привлекательна, я - чертовски привлекателен, кто у нас муж - мы в курсе, чего ж время терять? Машина внизу, столик заказан, играет "Несчастный случай", и не ври, что ты идёшь к Тане - они это делают в Египте, я звонил. Шампанское, культурное общество - смотри, я даже побрился, интима не предлагаю, пока сама не попросишь. На сборы и всё-про всё - час двадцать, ну полтора. Кстати - синее платье тебе а-бал-денно идёт. - Кот, - сказала она, стоя у лифта, в синем платье с неровным краем и замшевых туфлях с ремешками накрест. Я забыла покормить Миста. Ему тоже положен Новый Год.
Лариса закрыла дверь и на секунду прижалась к ней спиной. Мист зевнул, медленно стёк с кресла и не оглядываясь потрусил на кухню. - И ты мохнатая сволочь, мной помыкаешь, - обречённо сказала она, щёлкая выключателем. - Ненавижу, - подумала Лариса осторожно, берясь за ручку холодильника. И ещё раз, уже увереннее: - Ненавижу. Куда угодно, как угодно, только подальше отсюда... Дверь холодильника подалась вперёд, предваряя рывок. - Лар, - произнёс насмешливый голос, - пока я не вышел, не могла бы ты конкретизировать своё "подальше". Хотя бы задать направление, время и имущественное состояние."
Я явно ещё долго буду прыгать вокруг "Оккама", размахивая лапами и восхищённо мотая головой "ай, какая штучечка!". Меня в этой вещи невозможно радует количество деталей, привязывающих читателя к плотности мира книги. Все эти не просто сигареты у Тендо, а суперкрепкие пайковые без фильтра, то, что Балор носит свои сигареты в сумке от ноута, то, что в Форте I явно уныло с продовольствием, маргарин вместо масла даже у типаэлиты, а ради хорошего чая можно потерпеть неприятного человека. Постоянное упоминание цвета, света и звуков - мы знаем, какой свет в бассейне, какого цвета стекло лежит на стойке в "Слепом кайдзю", как шипит пар и капает вода в коридорах этого Шаттердома, какие дорожки-лучи других Егерей, мы всегда знаем что творится вокруг героев практически в любой сцене кроме тех, где им не до рассматривания окружающего мира - вот по этому пункту "Оккам" просто вываливается из ряда даже самых лучших фанфиков, герои которых очень часто висят в безвоздушном пространстве или в своей комнате-рабочем месте, закреплённых в безвоздушном пространстве. В смысле, вышел в коридор/на улицу - и всё, нет никакого мира вокруг, пока не добежишь до следующей норки, где должен "поговорить о важном". Мир "Оккама" неразрывен. Он вокруг героев есть всегда.
А акцент этот неимоверный у Балора - вот уж Сириксс веселилась, перекладывая русским матом пьяный ирландский монолог. Находки изумительные типа радионяни и лекции простых чисел, я уж не говорю о бассейне. Совершенно новые шутки, абсолютно ложащиеся в характер героя. От реплики Гейзлера "а где линия дурного настроения?" я готова была плясать, как царь Давид перед Господом, потому что обожаю смотреть, как кто-то что-то очень классно делает. Строго говоря, автор "Оккама" очень здорово следует линии, проложенной в фильме Дель Торо - "нет неважных деталей". Потому мы фильму по семь раз и смотрим - всегда есть, что ещё рассмотреть.
И кажется за все 11 глав Гейзлер ни разу не сказал "Называй меня Ньют". За что тоже отдельное спасибо.