Я возвращаюсь в нашу однокомнатную квартиру в Стэнфорде после лекции по теории чисел, и Ньюта нигде не видно. Уже почти полдень, и его отсутствие необычно, потому что стандартно в это время он допивает второй кофейник и почти бегая по стенам (я не слишком преувеличиваю) ждёт меня, чтобы вместе пообедать. Так было с тех пор, как мы стали жить вместе полгода назад.
- Ньютон?
Из-за шторы, которая отделяет спальню от остальной части комнаты, доносится жалкое хныканье. Он в узкой щели между кроватью и стеной - на коленях, сжавшись в комок, закрывая руками голову. Я не помню, как пересёк комнату, но я оказался на коленях рядом с ним, с рукой на его спине. Он вздрагивает, словно ужаленный: - Не делай... не трогай меня, пожалуйста! - но он же любит, когда его трогают...
- Ньют? Что не так? Что случилось? - я стараюсь, чтобы голос звучал очень мирно. Моя рука парит над его спиной, ожидая позволения опуститься.
- Я не могу... я не могу... я не могу... - Он шепчет это, как мантру: - Я не могу... Я не знаю... Помоги мне ... Я не знаю, что происходит... Помоги...
- Ньют, ты можешь потерпеть? Я думаю, нам нужно добраться до медцентра.
- Я не могу...
- Я думаю, что можешь. Позволь мне помочь, - я мягко беру его за руку и пытаюсь поднять на ноги. Он не противится мне, но начинает дрожать. Его глаза налиты кровью, и он выглядит испуганным и растерянным. Очки куда-то делись - я выпускаю его руку, чтобы найти их под кроватью, где-то в ногах. Он сразу же опять опускается на пол, но хотя бы сидя. Он вцепляется себе в волосы, дрожь усиливается - и он скулит. Непрерывно.
- Ньют, я сейчас принесу твои ботинки. Я вернусь. Ты понимаешь? - он кивает.
Я исхитряюсь надеть на него его "броги" - никогда не был более благодарен безобразным вещам - потом поднимаю его на ноги и веду из дома. Он цепляется за меня так сильно, что мы скорее шатаемся, чем идём.
Я не тружусь запирать дверь. Ничто в доме не стоит промедления.
Пять кварталов до медцентра занимают века. Я наполовину несу Ньюта, пока он бормочет, что боится афазии, боится навсегда утратить способность понимать речь. Я пытаюсь его разубеждать - бережно, спокойно, очень мягко, но не думаю, что он меня слышит. Дважды нам приходится остановится - его тошнит. Я как-то отчищаю его и мы бредём дальше.
В приёмной он вновь сворачивается, переспрашивая раз за разом: - Где мы?
Я повторяю один и тот же ответ, каждый раз так спокойно, как могу: - Ньют, мы в медицинском центре. Мы здесь, чтобы помочь тебе. Мы с этим разберёмся.
Я хочу, чтобы это закончилось. Я почти в панике. А если я запаникую, я не смогу помочь ему.
После десяти скверных минут, я прошу администратора пустить нас в смотровую, надеясь, что там Ньютона отпустит. Ну или это помешает мне врезать одному из тех мудаков, что пялятся на нас и перешёптываются, а это уже неплохо. Нас провожают - я веду Ньюта, обняв его за плечи. Как только дверь закрывается, он опять сворачивается на полу. Я уговариваю его сесть на смотровой стол. Не отпуская его, я тянусь к стулу и сажусь, держа его ладонь в своих руках.Он всё ещё дрожит. Мы опять начинаем игру в вопросы и ответы: - Где мы?
Врач наконец-то приходит и начинает осмотр. В это время Ньют становится чуть спокойнее, и я рискую оставить его на минуту, чтобы позвонить его матери.
- Г-жа Шварц? Это Герман Готлиб. Да, бойфренд Ньюта. С Ньютом случилось... своего рода... происшествие. Нет, он не ранен. Нет, я не могу с уверенностью сказать, что послужило причиной. Мы находимся в студенческом медцентре, но я боюсь, что его решат госпитализировать. Было бы лучше. если бы кто-то из членов семьи был поблизости. Да, как только у меня будет какая-то информация, я немедленно её вам сообщу и передам ваши контакты врачам.
Я заканчиваю разговор и на мгновение прислоняю голову к стене, прежде чем вернуться в смотровую.
Ньют растерянно смотрит на доктора, протягивающего ему стаканчик с парой бежевых таблеток.
- Седативные? - спрашиваю я его.
Он кивает.
- Дайте я попробую.
Я набираю в бумажный стаканчик воды из-под крана, забираю у врача таблетки и иду к Ньюту так, чтобы он меня всегда видел. Я приседаю, чтобы смотреть ему глаза в глаза: - Ньютон, возьми их, пожалуйста.
- Что это такое?
- Успокоительные. Всё станет полегче. Пожалуйста, прими, - я кладу их на его ладонь и протягиваю стакан с водой. Он глотает таблетки.
Не отрывая глаз от Ньюта, я спрашиваю у врача, что он думает о произошедшем.
- Я бы предположил психотический эпизод. Раньше такое бывало?
Я говорю, что нет - насколько я знаю Ньютона, но последние два дня он был более рассеян, чем обычно.
- Я хотел бы положить его в клинику для полного обследования, - говорит он, - я считаю, что на него неплохо бы взглянуть психиатрам, - он делает паузу, - кто-то из его семьи живёт поблизости?
Я качаю головой: - Его семья в Бостоне. Здесь только я и ещё несколько друзей. Я уже позвонил маме.
В такси, везущем нас в больницу, Ньют засыпает, положив голову мне на колени. Я глажу его волосы и - слава Богу - хотя бы сейчас ему спокойно. Когда мы приезжаем, я осторожно бужу его, чтобы сдать персоналу. В регистратуре психиатрии нас разделяют по принципу "только члены семьи". Я не сражаюсь за возможность прорваться внутрь, я сижу в холле среди неуютной мебели и старых журналов. Никто не говорит мне, что происходит с Ньютом, сколько бы я не спрашивал. Ловлю себя на том, что грызу ногти - кажется, впервые после начальной школы.
Мама Ньюта прилетает из Бостона поздно вечером. Я впервые встречаюсь с ней лицом к лицу. Она маленькая, с яркими зелёными глазами, совсем как у него. Она обнимает меня (я стараюсь не дёргаться ) и благодарит за то, что позвонил. Заметно, что она плакала.
- Где он?
- Я не уверен. Персонал мне ничего не говорит. Вам нужно записаться у медсестры, чтобы позволили его увидеть.
Кивнув, она торопливо уходит. Я завидую - её пустят в палату, а я сослан ждать в холле. Я устраиваюсь на жёстком диване по возможности удобно и пытаюсь задремать.
Кто-то тихо зовёт меня по имени и трясёт за плечо. Я едва не выскакиваю из кожи и понимаю, что хлопаю глазами в лицо г-жи Шварц.
- У Ньюта был психотический срыв, - говорит она., - Если бы не ты, всё могло бы быть хуже. Он мог себе навредить. Врачи предполагают биполярное расстройство, и подобный приступ может повториться.
Она берёт меня за руку, и я пересиливаю желание вырваться.
- Я пойму, если ты захочешь расстаться. Это потребует много сил, но семья о нём позаботится.
Я смог только посмотреть на неё и заикаясь спросить: - Что-что вы имеете в виду?
- Болезнь вроде этой слишком тяжёлая штука, если ты не родной. Ты юный, ты совсем недолго с Ньютоном. Тебе не нужно жить с этим рядом.
Я понимаю, что она пытается быть ко мне добра, я понимаю, что это попытка утешить - но впадаю в ужас: - Я не уйду. Я люблю Ньютона целиком и это - тоже его часть. Я его не оставлю, и уж точно - не сейчас.
Я не думаю, что она мне верит.
Я не могу понять, почему она хочет дать мне повод сбежать. Мысль отказаться от Ньютона я просто не рассматривал. Это было негуманно... неправильно. И я думаю, что это просто меня убьёт.
Ньютона выпустили через два дня. За полчаса до этого г-жа Шварц мне позвонила. Я бегу по кампусу так, как никогда в жизни и встречаюсь с ним - красный и запыхавшийся - в дверях. Ньют по-прежнему заторможен и будто спит на ходу. Он выглядит моложе своих восемнадцати... Я шагнул к нему и так стиснул, что кажется услышал, как хрустнули кости: - Привет!
Он задыхается от объятья и, похоже, не в силах сфокусировать взгляд, но он прижимается ко мне. Я расслабляюсь впервые за 48 часов.
- Где ты был, - спрашивает он.
У меня перехватывает дыхание, я ищу ответ - и останавливаюсь на "ждал тебя". Он дарит мне сонную улыбку.
- Я тебя люблю, я по тебе ужасно скучал, - добавляю я и целую его в лоб.
Он прижимается к моей груди и бормочет в мою куртку: - Я тоже.
Им пора ехать. Я пролезаю в такси вместе с Ньютоном, прежде чем г-жа Шварц, усадив его, захлопнет дверь. Она изумляется, но к счастью не возражает, а просто обходит автомобиль и садится рядом с водителем. Всю дорогу мы молчим. Я держу его за руку. У билетной стойки Ньют отчаянно обнимает меня. Я не хочу его отпускать. Не сейчас. Никогда. Но я это делаю, и он отправляется к выходу для посадки на бостонский рейс.
Первые два дня после отъезда Ньюта невыносимы. Телефонные звонки не успокаивают, я понимаю, что не выхожу из паники. Обе ночи я просыпаюсь дрожа, мокрый от пота, от кошмаров, которые не могу вспомнить. Весь день я сижу в парке, глядя на залив. и пытаюсь вспомнить, как дышать не задыхаясь. На третье утро я принимаю решение.
Я делаю один из самых тяжёлых телефонных звонков в моей жизни. Мне худо до головокружения, а после меня мутит - но я получил то, что хотел. Я отпрашиваюсь у педагогов "по семейным обстоятельствам" и надеюсь, что они не станут их проверять. Я покупаю билет на самолёт и бронирую номер в гостинице - и во второй половине дня уже на пути в Бостон.
Конечно, когда я приезжаю, идёт ужасный дождь. Водитель такси не может отыскать тот адрес в южной части города, который я ему дал, и мы дважды объезжаем квартал, прежде чем я нахожу нужный нам таунхаус. Дождь капает мне за воротник, когда я звоню в квартиру на первом этаже. Я не предупредил о приезде - не хотел услышать "нет".
Когда я слышу щелчок замка, я собираю всё своё мужество. Узнав меня, госпожа Шварц теряет дар речи.
- Здравствуйте, госпожа Шварц. Ньют здесь?
Я слышу голос - знакомый и желанный, приближающийся к двери: - Кто там, мама?
Ньютон появляется в холле - босой, в пижамных штанах и драной футболке.
- Герман! - поднырнув под её руку, он обнимает меня с такой силой, что приходится вцепиться в перила, чтобы мы оба не слетели по ступенькам. Ньют тише чем я привык, зато спокойный и связно мыслящий.
Мы болтаем час или два, прежде чем г-жа Шварц предлагает вызвать мне такси, чтобы вернуться в отель.
Я стараюсь не прислушиваться, пока Ньют спорит с матерью на кухне. В конце-концов он побеждает - я могу остаться. Я звоню в отель, чтобы отменить бронирование, но должен заплатить за первую ночь. Деньги, которые я сэкономил, позволят мне дольше оставаться в Бостоне. Я славлю свою предусмотрительность, за уложенные в багаж лучшую пижаму и рубашку.
Ночь Ньют и я проводим на раскладном диване. Спать на кровати в его комнате нереально - учитывая. как он раскидывается. Я обнимаю его и проваливаюсь в сон, слушая, как он дышит. Возможно, это лучший сон в моей жизни.
Следующие дни проходят рутинно - мы поздно встаём. завтракаем, гуляем по городу пока не проголодаемся, покупаем какой-нибудь дешёвой еды, возвращаемся в квартиру Ньютона, смотрим кино (или Ньют режется в игрушки, а я читаю), ужинаем с его мамой, болтаем и идём в постель.
Мы говорим обо всём, что приходит на ум - о важном и об обыденном - всё как обычно. Вот только Ньют иногда словно не может решить - хочет ли он прикоснуться ко мне, или даже быть со мною рядом.Я вижу, что он борется с собой. Однажды мы гуляем - и вдруг я понимаю, что происходит. Я беру его за руку и заставляю остановиться. Я обхватываю его лицо ладонями и прижимаюсь лбом ко лбу: - Ньют, я тебя люблю. Ты боишься, что я собираюсь сбежать. Я никуда не уйду. Я тебя не оставлю. Верь мне. Доверяй мне.
-Слава Богу. Я тебе верю... - он обнимает меня с такой силой, что вышибает дыхание. После этого всё становится полегче. Мы даже опять начинаем шутить и поддразнивать друг друга.
-Мне не нравятся эти таблетки. - говорит он, - я из-за них всё время забываю слова. Голова как... набита... этим... ну, мягкое такое в плюшевых медведях. И всё время хочется спать - четырнадцать часов в день, а? Я думаю, я просыпаюсь только оттого, что ты меня трясёшь, пока я это не сделаю.
- Тебе надо поговорить с врачом о смене препарата. Если не знаешь, как - я напишу сценарий, - предлагаю я.
- А чтобы он сработал, мне читать его с твоим акцентом?
В первый раз с тех пор, как я нашёл его на полу, он звучит как он. Я смеюсь громче, чем обычно. От облегчения, наверно.
На второй неделе мой счёт истощился - придётся вернуться в Стэнфорт, чтобы покрыть расходы стипендией. По дороге в аэропорт он спрашивает: - Я тут подумал - как ты себе смог позволить приехать в Бостон? Ты не работаешь, только стипендия и кредиты.
Не могу удержаться от гримасы: - Я... хм.. я позвонил семье и попросил денег. Придётся летом поехать туда и неделю выслушивать разглагольствования отца, - я улыбаюсь Ньюту, - но оно того стоило.
Он смеётся и целует меня. Точно стоило.
Когда через месяц Ньют возвращается в Калифорнию, мы выстраиваем новый ритм жизни. Каждое утро, прежде чем вручить ему первую чашку кофе (ещё в первый месяц нашей жизни я перестал доверять ему кофеварку, пока в нём самом нет кофеина), я спрашиваю, принял ли он лекарства. Он не получает кофе, пока я не услышу, как льётся в стакан вода и гремят таблетки.
Новый рецепт позволяет ему вернуться к его бешеному стилю жизни. Я нервничаю оттого, что большую часть времени он гипоманиакален, но как-то обходится без серьёзных приступов депрессии и срывов. Я молюсь, чтобы равновесие держалось.
Он пропустил весенний семестр и остался на второй год. Но после недели в Монтерей-Бей (в том числе трёх полных дней в аквариуме ), он легче относится к этому. Я перехожу на следующий курс, но мой средний балл слетает на десятую пункта. Мне всё равно.
Равновесие держится все оставшиеся два года в колледже. Я заканчиваю его в срок - со степенью по математике и откладываю поступление в аспирантуру, дожидаясь, когда Ньют закончит свою программу по биологии.
Когда Ньют доучивается последний семестр, меня берёт на оплачиваемую стажировку студия "Pixar". Я разработал алгоритм автоматической имитации давления гравитации и воздуха на ткани и волокна различной плотности. Думаю, Ньют никогда не гордился мной больше, чем когда смотрел окончательный вариант краткой презентации: мечущийся по лаборатории учёный в развевающемся белом халате; взмывающий над сценой седой гитарист в просторной футболке и рваных джинсах; юноша, вылезающий из-под простыни и потягивающийся в одних фланелевых пижамных штанах перед залитым солнцем окном.
Судя по тому, что Герман был благодарен безобразной обуви - у Ньюта второй вариант.
Ну и (потому что мы любим книжки с картинками) - будем считать это Германом того времени:
На самом деле, конечно, это аутичный Билли из "Золотого сечения" (сериал "Расследует инспектор Линли" ) но уж очень хорошо это нежное и одновременно весьма закрытое лицо ложится на характер.
Глава 2 : Падение
Был отличный летний день, и мы с Германов возвращались из нашего любимого подвального кафе, держась за руки (и никаких насмешливых взглядов - я люблю университетские городки). О чём-то болтали - наверно, о фильме, который посмотрим за ужином, когда он упал на колени, словно сбитый и потянул меня за собой. Я закричал, а он выругался по-немецки и прохожие всё-таки начали посматривать на нас насмешливо. Я слез с него и помог ему сесть - джинсы на коленях продраны насквозь, ссадины сочатся кровью. Прежде чем медленно побрести домой, мы сидим на тротуаре верные пять минут - Херм восстанавливает дыхание, а я пытаюсь носовым платком стереть кровь.
- Бэби, это уже четвёртый раз за семестр. Я всерьёз считаю, что надо обратиться к врачу. Молодые здоровые парни вроде нас с тобой не падают просто так на ровном месте. Я имею в виду, что у тебя конечно всегда было дерьмово с равновесием, но это уже смешно. И не должно у человека постоянно что-нибудь болеть.
Он хромает в ванну и рявкает, чтобы я принёс спирт, пока он сдирает с себя грязные и рваные джинсы.
- О, х-хосподи, и локоть тоже. Дай посмотрю.
Он позволяет мне всё обработать, но снова отказывается об этом поговорить. Я кусаю губы и уговариваю выпитый кофе не расставаться с моим желудком. Боженька, прошу тебя, пусть это будет какая-нибудь чепуха...
Потом всё становится хуже. Несколько дней его правая нога болит так, что он почти не может ходить, а в остальные дни ходит хромая. Я смотрю, как он хватается за мебель и стены просто чтобы пересечь квартиру. По меньшей мере раз в неделю я пристаю к нему с просьбой сходить к врачу. Он оправдывается... Он самый упрямый ублюдок, которого я когда либо встречал и отчасти за это я так его люблю. Вероятно, это помогает ему терпеть меня, потому что, видит Бог, я разогнал достаточно людей просто оставаясь собой. Он выносит меня уже семь лет - дольше чем кто-либо не близкий мне по крови.
Я решил всерьёз поговорить об этом, когда он ослеп на один глаз.
Он пытался это скрыть, и даже успешно - пока не разбил себе нос, войдя прямо в дверной косяк. Потом он сидел на краю ванны, а я пытался остановить поток крови (испортивший рубашку, которую я подарил ему на последний бёздник - зелёная, подчёркивает цвет глаз), когда заметил, что если подхожу слева, он разворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. Это было странно и меня замутило...
- Я хочу кое-что проверить, - говорю я, стараясь изо всех сил, чтобы голос звучал ровно, - сколько я показываю пальцев?
Он закатывает глаза и даёт верный ответ. Я закрываю его левый глаз: "Сколько сейчас?" Верный ответ. Я закрываю правый: "Сейчас?" Неверный. Вот дерьмо. Ещё раз левый: "Сейчас?" Верно. Опять правый. Неправильно. О-дерьмо-дерьмо-дерьмо-дерьмо!!!
- Сиди тут. Сейчас принесу твои ботинки и мы едем в неотложку. Прямо в эту ёбаную секунду.
- Это просто разбитый нос!
- Нет, Герман, не просто и ты это знаешь. Ты не видишь левым глазом! И это охуительно серьёзно. Это может быть опухоль или инсульт! Или мы собираемся прямо сейчас, или я тебя оглушу и отнесу твою задницу.
Ворча, он соглашается и даже позволяет довести себя до такси, отвёзшего нас в больницу.
- Проблема в том, что зрительный нерв воспалился и перестал передавать сигналы в мозг. Мы это называем невритом зрительного нерв . Я выпишу вам кое-какие лекарства, чтобы снять воспаление, но на восстановление зрения может уйти месяц-два.
Врач что-то царапает в карточке Германа.
- Ещё я бы хотел отправить вас на МРТ, просто чтобы убедиться, что всё в порядке. Сегодня уже поздно, а завтра сразу после открытия...
Врач скармливает Херму пару таблеток стероидов, выписывает рецепт на ещё и выставляет нас, велев быть к восьми на МРТ.
Я понимаю, что происходит. Как-то сразу всё стало на своё место - есть только одна вещь, сочетающая боли, падения и проблемы со зрением. Жаль, что я не пошёл на невропатолога. Мне придётся быть сильным, чтобы держать его, когда врачи скажут диагноз, потому что это его раздавит. Херм упрямый, как чёрт, он приспособится, если только сможет перенести первый удар. Мне нужно, чтобы он как-то собрался...
В такси, по пути домой, я смотрю на него - он выглядит много старше своих двадцати четырёх, словно постарел за день лет на двадцать. Тогда я понимаю, что и он знает, что покажет МРТ. Я притягиваю его к себе, и он кладёт голову мне на плечо. Я чувствую, как рубашка промокает от слёз. Он ничего не говорит - всегда так делает, когда напуган, просто стискивает зубы и стоит на своём.
Мы рано легли, но не думаю, что кто-то из нас спал той ночью. Он обнимает меня так сильно, что я встаю с синяками на рёбрах. Я ношу их как медаль.
Во время МРТ я кружу по больничному дворику - он явно для того, чтобы парни вроде меня могли покричать и побегать, не пугая пациентов. Я почти завидую лёгкой клаустрофобии Херма - ему дали седативные перед сканированием. Я чувствую, что могу выскочить из кожи, довожу себя до головокружения и даю пару кругов в обратную сторону... Ладно. Можно действовать более продуктивно. У меня есть мозг, навыки учёного и выход в сеть. Я знаю, что искать и могу подготовиться, чтобы задавать правильные вопросы и понять, если врач нам попытается втюхать какую-то ерунду. Я достаю телефон и начинаю читать всё полезное, что есть в открытом доступе: причины, патологии, симптомы, лечение, побочные эффекты, прогноз. Там слишком много всякого "не вполне уверены"и "это не много, но лучше, чем ничего". Я имею в виду, что живя в грёбанном двадцать первом веке можно было бы надеяться на ответы получше. Я издаю разочарованный стон, и парень, сидящий ссутулившись в другом конце двора шлёт мне убийственный взгляд "ох, это что ещё за дерьмо". Ничего, я могу с этим справиться. Справится с тем, что у любви всей моей жизни болезнь, которая будет убивать его понемножку каждый год, пока не убьёт совсем (или он не убьёт себя) сложнее. Но я это сделаю.
Когда мы встречаемся с неврологом, он говорит нам то, что мы и ожидали услышать - МРТ Херма показало поражения головного мозга, свидетельствующие о рассеянном склерозе. Я уже в курсе, но всё равно мысленно запихиваю свой желудок на место. Херм впадает в прострацию. Я слушаю за двоих, хотя в голове у меня звенит. Задать вопросы. Взять рецепт на интерферон, который протягивает мне доктор. И рецепт на стероиды - это если будут боли. Наркотики не замедлят развитие, но позволят смягчить рецидивы и дать ему что-то вроде нормальной жизни. Ничего не замедляет развитие. Лечения нет. Я всё это уже знаю, но от этого не легче.
Неделю после этого Херм похож на призрака. В субботу утром он собирается, как чемпион и помогает мне спланировать бюджет так, чтобы мы могли позволить себе его лекарства, не отнимая деньги от еды и аренды. Но он опять вздрагивает, когда я до него дотрагиваюсь. Он был таким, когда мы только встретились и у меня ушли месяцы, чтобы он позволил себя обнимать или хотя бы брать за руку. Он ходит вокруг меня на цыпочках и это ужасно заёбывает.
Потом я вспоминаю, что так же вёл себя с ним в Бостоне, когда мне поставили диагноз. Вспоминаю, что он сделал для меня.
Я сажусь рядом с ним на диван и кладу ему руки на плечи и немного встряхиваю и прижимаюсь лбом ко лбу: - Герман, я тебя люблю. Я не уйду. Я не брошу. Хорошо? Верь мне. Доверяй мне.
Он кивает и вжимается лицом в изгиб моей шеи: - Господи, Ньют, я так тебя люблю. Я-я не хочу тебя удерживать, я не хочу становиться обузой. Я не хочу разрушить...
- Привет, - я опять встряхиваю его, - Херм, ты никогда не будешь обузой. Мне тоже нужно, чтобы меня держали. Будем тащить друг друга, как и сейчас, раз мы встретились.
Думаю, именно тогда он наконец-то начал мне верить, потому что вцепился в мою рубашку и рыдал, прижавшись, пока не заснул. Я его не выпустил. Я впервые видел, чтобы он так плакал.
Это не значит, что потом у нас всё гладко и без траблов. Примерно с месяц Герман ищет путь, пройдя через непринятие, гнев и попытки торговаться. Я даю ему всё, в чём он нуждается - проверка реальности, чашки чая, потереть спину, помассировать ноги, секс, возможность высказаться, личное пространство, объятия - всё что угодно и охотно. Но когда свою лавочку открывает депрессия, он заползает в постель и замолкает - и я в ужасе, что он что-нибудь с собой сотворит. Я знаю, что суицид - основная причина смерти людей с РС и прячу все лекарства, отравляющие вещества и острые предметы (некоторые ножи мы потом так и не отыщем).
Когда он молчит и никуда не выходит третий день, я придумываю план. Я собираюсь использовать его упрямство и страсть к соперничеству против него. Для него. Да какая разница? Я собираюсь заставить его снова начать жить. Для этого надо просто нажать на нужные кнопки.
После получаса тяжёлой работы в гостиной всё на мази. Я шагаю в спальню и включаю свой самый омерзительный голос - тот, что делает меня похожим на пятилетку, отказывающегося есть бобы по-лимски (которые не так уж и плохи, если разобраться) : - Ты собираешься здесь валяться и хандрить до самой смерти? Если продолжишь эту игру, я защищусь раньше. Неловко выйдет, а? Я буду "доктор Гейзлер", а ты просто "мистер Готлиб". Люди могут решить, что я тебя умнее, кроме того, что я моложе и симпатичнее (и пинаю кровать расстановки акцентов ради ).
- Чтобы рассеять иллюзии касательно твоего интеллекта, тебе надо просто открыть рот. А теперь оставь меня в покое - ты меня слегка выбешиваешь...
По крайней мере, он заговорил.
- Ты думаешь, я сказал что-то выбешивающее? Ты просто не видел, что я сделал с твоей библиотекой!
Он переворачивается и впивается в меня взглядом. Мы движемся в верном направлении.
- Что ты сделал? Там всё было расставлено по специальной системе! - он вытаскивает себя из постели, - клянусь, если ты всё перепутал, я продам твою чёртову коллекцию аниме.
- Только попробуй, дружок, и окажешься на столе в прозекторской!
Он идёт к двери спальни... Чуть дальше...
- О. Мой. Бог. Ты переставил их по цвету, ты, НЕВЕРОЯТНАЯ ЗАДНИЦА!
Он добрался до гостиной и сейчас думает совсем не про РС. Ха! Я победил!
Мы спорим и орём друг на друга весь день, и я думаю только о том, чем бы ещё его взбесить. Хорошо, что я творческий тип. В полдень звонит хозяин и говорит, что другие жильцы жалуются на шум. Но Герман не вернулся в кровать и работает над своими расчётами, пока мы не заказываем на ужин китайскую еду - так что оно того стоит. Через месяц мы получаем уведомление о выселении и арендуем дом. Наш новый хозяин - святой. Честно. Канонизируйте этого человека. Соседи вызывают полицию всего-то по два раза в семестр, пока MIT не присуждает нам докторские степени.
Мы добавляем к нашему ритму новые удары. Он по-прежнему не даёт мне мой кофе, пока я не приму таблетки, но теперь я по субботам не выпускаю его из постели без инъекции интерферона. Он всё чаще ходит с тростью и в качестве аргумента в споре может врезать ей мне по голени. Тогда я начинаю надевать вторую пару носков (он покупает мне те, с занятными чиби). В дни, когда я чрезмерно гиперактивен для его новой медленной походки, я кружу по орбите - забегаю вперёд и возвращаюсь назад, снова и снова, пока не доберёмся куда надо. Это похоже на танец.
MIT нас, похоже, любит, потому что нанимают обоих - его ассистент-профессором на кафедру математики, меня - адъюнкт-профессором на системную биологию - через семестр после выпуска.
Правда, после первого семестра на территории кампуса нас всеми силами разделяют. Говорят, что даже наши совместные обеды вызывают у других преподавателей и сотрудников ощущение "враждебного окружения". Мысленно мы их послали, но постарались ограничить наносимый ущерб. Студенты любят шоу, и мы (ну, хорошо, я) готовы им это дать. На ютубе размещены записи наших лучших споров, и мы зверски веселимся от тамошних комментариев. Тот ролик, где я в конце залез на дерево, а Герман снизу пронзительно орёт на меня по-немецки практически стал вирусным.
Мы пишем вместе работу за работой и становимся чем-то вроде Мика Джаггера и Кита Ричардса нашей академии - настоящие рок-звёзды. После трёх лет контракт с Германом продлевают бессрочно, и моя кафедра умоляет о том же. Да, мощно мы это сделали.
Каждый год на нашу годовщине Херм благодарит меня за то, что я такой невыносимый маленький засранец. Это наша личная шутка.
Мы наконец-то покупаем дом в Кембридже. К счастью, наши новые соседи гораздо терпимее к шуму, чем прежние (они вызвали полицию всего два раза за четыре года). Потому что мы никогда не прекращаем спорить. Это важно - не останавливаться.
Мы должны держать друг друга заинтересованными в жизни независимо от того, насколько это больно. Все, что угодно . Если нужно, я буду орать, вопить и спорить с ним всю жизнь, чтобы он оставался достаточно безумным для продолжения пути. И я верю, что он удержит меня в разуме, не позволив сделать что-то слишком сумасшедшее и убить себя случайно или нарочно.
Если все остальные думают, что мы друг друга ненавидим - нам как-то пофиг. Мы-то знаем, как оно на самом деле.
Ну и (хотя в этом мире нет никаких кайдзю) картинка (дель Торо, ну зачем ты это вырезал? ):

PS
Друзья мои, если видите в тексте какой-то ляп - грамматический, смысловой и прочее и прочее - скажите мне комментарием или в почту. Я буду очень признательна.
Всегда пожалуйста.
Нам же самим в кайф. И автору, я думаю, тоже.
"болезненные и нежные" - красивое определение.
я так офигел, когда обнаружил, что Ньюту в начале восемнадцать.
Не за что
Ну так всё так и есть. Очень нежный текст "в ритме дыхания".
а одним файлом его можно будет где-то взять?
Спасибо
Могу сделать просто в ворде, если так удобно.
Смеялась сначала, а потом в конце начала рыдать
Ну что за ерунда со мной происходит?!Ещё раз спасибо!
Ну вот мы с Сириксс тоже и ржали и почти плакали. Это притом, что обе обычно умеем себе напоминать, что это люди из буковок. Но нет - пробило. Причём самыми простыми средствами.
Прослушать или скачать When Things Explode бесплатно на Простоплеер
вот тут прямо до слёз
Спасибо. да, похожий настрой.
Добрый текст, действительно. Очень проникновенный. И никаких кайдзю не надо.
Мне очень нравятся эти раскопки. Ощущаешь себя, как ловец жемчуга - пустышка, пустышка - и вдруг чудо.
У нас ещё несколько небольших отложено, которые бы хотелось, надо с авторами списываться.
lА в этом мне и без кайдзю жути хватило. Про первую часть автор пишет, что у неё был печальный личный опыт, но она "справилась хуже, чем Герман".
www.tumblr.com/reblog/64358058793/GHxO5MpP
От любопытства я побежала и зарегистрировалась на тумблере. любовь зла
В нашей команде мастер интернет-поиска Сириксс, а я тёмная, как гуталин. Если бы не дочь, я бы даже здесь журнал не завела
cs14106.vk.me/c605831/v605831691/1eab/v-P-c2Mpm...
cs14106.vk.me/c605831/v605831691/1ea2/NWCGOJkFv...
cs14106.vk.me/c605831/v605831691/1e99/gd0-fInXd...
cs14106.vk.me/c605831/v605831691/1e90/upNdxFCY-...
cs14106.vk.me/c605831/v605831691/1e87/-O3_CKEjx...
cs14106.vk.me/c605831/v605831691/1e7e/H8NtQCcOo...
:3
Спасибо!
мелкоблошки
Вот да - и смеюсь и плачу, потому что - ну смешно же! Ну больно же!
Огромное спасибо за этот перевод
*хотя опечатки там наличествуют в количестве, особенно точки вместо запятых. Но опечатки легко поправить*
А это я вечно кнопку не дожимаю
Ага, сейчас исправлю, спасибо огромное. дурная жж-шная привычка к встроенному ошибкодаву расслабляет.
а дель Торо очень много навырезал - как Ньют тырит всякое железо для своей дрифт-системы, ссору с Райли (ой, как там Ньют орёт), кусочек безумно трогательного Германа, когда он находит Ньюта (Бёрн Горман говорит, что вырезали тот кусочек, потому что он "переиграл". и где-то прав - так дожал истерику, что Дэй начал ржать в кадре). И вот этот - где Герман отдаёт честь Пентекосту и Райли, а Ньютон его уводит, возмущаясь: - Идиот, ты не должен им отдавать честь, ты учёный, а не военный!
С одной стороны - жалко кусочек. с другой - он уж совсем-совсем обнажённый, конечно.
а оно должно быть на лицензионном, обещали. С ютуба вроде бы вычистили, но наверняка кто-нибудь опять выложил.
ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ... это было бы...
на лицензии обещают 20 минут сверх фильма, на блю-рее вроде бы сорок. лицензию куплю точно, блю-рей... "русские могут достать всё" - зря он это сказал.