А это, кстати, песенка, которую Ньют поёт в десятой главе Оккама, швыряя мясо в аквариум с кайдзюшным паразитом по имени Спиноза (внезапно с нарезкой из "Доктора Кто " ) :


Текст под катом. В переводе мне его пришлось ужать несколько, конечно, а то ритмически не укладывался:

Wonderful world

Don't know much about history Don't know much biology Don't know much about a science book Don't know much about the french I took But I do know that I love you And I know that if you love me too What a wonderful world this would be Don't know much about geography Don't know much trigonometry Don't know much about algebra Don't know what a slide rule is for But I do know that one and one is two And if this one could be with you What a wonderful world this would be Now I don't claim to be an "A" student But I'm trying to be So maybe by being an "A" student baby I can win your love for me Don't know much about history Don't know much biology Don't know much about a science book Don't know much about the french I took But I do know that I love you And I know that if you love me too What a wonderful world this would be La ta ta ta ta ta ta (History) Ooh ooh ooh ooh ooh ooh (Biology) La ta ta ta ta ta ta (Science book) Ooh ooh ooh ooh ooh ooh (French I took) But I do know that I love you And I know that if you love me too What a wonderful world this would be

@темы: Occam's Razor, разное, вокруг оккама, звуки

---

По НСТ в третий раз за сутки показывают кинговский "Туман".

Вот удивительно - именно Дарабонт делал "Побег из Шоушенка" и "Зелёную милю" - и отлично сделал. А "Туман", на мой взгляд, спустил в унитаз последними пятью минутами просто напрочь. Потому что безжалостно конкретизировав финал, у автора "открытый", сожрал основное почти в каждой кинговской вещи (как бы плохо она не кончалась) - мысль "рыпаться надо до последнего".
Потому что Кинг - настоящий певец подвига всех лягушек, сбивающих масло - не важно, позволит он им потом весело выскочить из горшка и упрыгать в светлую даль, или кинет в очередной горшок со сливками, но он неизменно говорит: "шевели лапками, сцуко, шевели, как бы там ни было, потому что... не важно почему, я ещё не придумал - просто шевели лапками, и да пребудет с тобой Сила. "
А финал дарабонтовского "Тумана", с выезжающими из мглы спасительными танчиками, и остолбеневшим мужиком, который бил-бил лапками до последнего, а потом, когда всё последнее кончилось, перестрелял своих спутников и сына, дабы смерть была быстрой и от доброй руки, как бы говорит: - Во-от, а надо было сидеть в гамазине в компании свихнувшегося народа, начавшего приносить людей в жертву, слушать песню валенки и не выябываться и ждать прибытия 911 - и все бы спаслись, а теперь стой, осознавай, какой ты мудак со своими лягушачьими порывами и проваливайся в личный ад.

Ну и где тут, спрошу я вас, та оптимистическая трагедия, благодаря которой Кинг - это Кинг?

@темы: кино, глупости всякие, разное

---

Пока автор Оккама раскачивается (но я верю, 23 глава вот-вот будет) выложу тут свою сказку, родившуюся из кусочка "Спящей красавицы" и случайно увиденного описания счастья. Очень постновогоднее описание, если подумать.

"Фея дотронулась своей палочкой и до лошадей на королевской конюшне, и до конюхов, которые расчесывали лошадям хвосты. Дотронулась до больших дворцовых псов и до маленькой кудрявой собачки, по прозвищу Пуфф..."

- У него львиное сердце, - сказала Королева, укладывая спящего пекинесса на подушку возле ног принцессы. - Если бы не вы, он бы скоро умер - отказывался есть, нападал на всякого, кто войдёт в спальню.

- Да, очень смелый пёсик, - сказала Фея тускловатым голосом (только длинная суконная юбка и добротные башмаки спасли её ноги от зубов этой взбесившаяся хризантемы).

Ну вот, - облегчённо вздохнула она, закрывая дверь, - наконец-то все отлично устроены, запылятся, конечно, но сидят безопасно, никуда не свалятся, я наложила несколько дополнительных заклятий - в ближайшие дни дворец покинет вся мелкая живность. А то, знаете ли, неприятно проснуться и обнаружить, что ваш нос отгрызли мыши... Теперь давайте поищем удобное место для вас...

- Подождите, - Королева нервно теребила жемчужную серьгу, - Вы не могли бы отсрочить мой сон? Это не очень трудно? Или навестить меня через неделю-другую? Я бы хотела ещё немножко побыть тут одна.

- Что вы, ваше Величество, мне это совсем не сложно. Но в чём причина? Вы боитесь? Поверьте, я гарантирую - вы проснётесь не постарев ни на день. Или вы сомневаетесь в наместнике? Не волнуйтесь, я наложила на род графа Р. чары абсолютной преданности. Через сто лет его потомки безропотно вернут вам трон.

- Нет, я всецело доверяю графу, просто мне бы хотелось немного побыть одной. Знаете, у меня не часто получалось побыть совсем одной.

- Конечно-конечно, - сказала добрая Фея и как-то сразу засобиралась - убрала палочку в замшевый чехол, поправила выбившийся из причёски локон. Уже застёгивая у горла плащ серебряной пряжкой, задумалась - и сняла с запястья чехол: - Я, пожалуй, сниму чары с белой кобылы, вдруг вам понадобиться куда-нибудь съездить... И, знаете, слева от сторожки привратника я оставлю тайный проход - он будет вас пропускать, только лучше спешиться и вести коня в поводу. Дичь можно будет покупать у лесника, очаг на кухне я тоже расколдую, дров там, я думаю, достаточно, а вот кто будет вам готовить...

- Ничего, - сказала Королева, - у моего папы было очень маленькое королевство, я ещё помню, как разжигать печь и ставить тесто.

- Конечно-конечно, - сказала Фея, - я навещу вас через месяц - вам достаточно будет месяца?

И она поспешно удалилась, думая о том, что в любом тихом, добропорядочном омуте обязательно сидит скрытный чёрт.

Конечно, расчехлив палочку ещё раз, фея могла бы выяснить, зачем на самом деле Королеве понадобилась отсрочка, но за последние полвека она и так узнала слишком много чужих тайн.

Королева неспешно обошла затихший замок, он ещё немножко жил - топотали лапки торопливо разбегающихся мышей и крыс, потрескивала парча оседающих под собственной тяжестью пышных юбок и рукавов...

Она заглянула в спальню принцессы, посидела возле тихо спящего мужа, погладила мерно поднимающийся бок борзой, прошла через комнату пажей, где среди прочих мальчишек спал, опустив голову на руку, её Жанно. Двенадцать лет назад, когда Король ввязался в полуторогодовую драку за спорное графство, королева очень заскучала. Вскоре последствия борьбы со скукой стали ей заметны, и она с небольшой свитой отправилась в паломничество по святым местам, молиться за благополучное возвращение Государя. Паломничество заняло семь месяцев, Королева вернулась из него похудевшая и похорошевшая, а через десять лет настоятельница одного из монастырей, с которой её величество вела оживлённую переписку, прислала ко двору своего племянника.

Несмотря на деревенскую неотёсанность мальчишки, королева нового пажа любила, баловала и старалась пореже отпускать от себя.

В кордегардии она постояла возле стола, где офицеры заснули, не закончив партию в пикет. Сняла перчатку и сделала то, что хотела уже очень давно - запустила руку в волосы молодого лейтенанта.

Потом спустилась на кухню и развела огонь.

Пришёл вечер, а она так и сидела возле очага, читая сборник новелл Маргариты Наваррской, наслаждаясь предвкушением дней и ночей, наполненных покоем и знанием: "Все дома. Все спят."

@темы: чукча-писатель, разное

---

Про нового Холмса.
Всё-таки ужасно заметно, что авторы Шерлока видели наш фильм с Ливановым и относятся к нему с некоторой нежностью.
Момент с торговцем книгами выглядел отчётливым реверансом...

Ну и картинка для привлечения внимания - всё-таки лицо у Бенедикта чётко с возрожденческой фрески - Филиппино Липпи, автопортрет - никого не напоминает?

@темы: кино, разное

---

Ну таки всех с Новым Годом.
Ёлку нарядили часа за четыре до (попутно я сожгла последнюю гирлянду), так что теперь на табуреточке стоит полутораметровая как в высоту так и в ширину дура (это не дура, это лошадь ёлка!) увешанная тем количествои игрушек, что в прошлый Новый год висели на двух пихтовых лапах. Такой красно-зелёный минимализм.
В три часа ночи всё было как правильно - на кухне мужики шумели про оружие, на кровати спал чужой ребёнок, за стенкой родной ребёнок мочил монстров, а мы с подругой говорили за Оккама, под стоны двух других подруг "Эй. вернитесь в мир людей!"
А потом доказали, что четыре невысокие женщины отлично могут спать поперёк одной икеевской двуспальной кровати (при достаточном количестве подушек).
А сейчас наступило самое правильное и блаженное состояние - "все дома, все спят".
А в ночи покажут нового Шерлока.
По этому поводу сопру салют у музы моей  Sirickss .

Итересно, получится что приличное из попытки сфотографировать меня, размахивающей бегальским огонёчком длиной сантиметров семьдесят?

@темы: разное

---

Ну таки мы сходили на Хоббита.
Так что выколите себе глаза, читающие это, но ещё не смотревшие, ибо спойлеры.

Первые десять минут раскачки я честно проспала. Джексон не виноват - у меня была тяжёлая неделя на работе.
Пауки порадовали Тишь, хотя она и считает, что в процессе эволюции надо было не размеры наращивать, а развивать телепатию.
Трандуил просто прелесть какая гадость. Мимика брежневскими бровями доставляет.
Леголас не разожрался. Это он с Арагорном бегая отощал, а так хороший Леголас, годный, особенно когда показывает кунг-фу, балансиру на двух гномьих головах и одновременно садя из лука по оркам .
Рыжая эльфийка похожа на маленькую разбойницу. Намёк на роман с гномом Кили лично меня не возмущает, гному Кили, который вампир Митчел многие бы дали, не только рыжая эльфийка, большого обаяния чувак. Реплика Леголаса "мой отец шестсот лет покровительствовал тебе" подтверждает мою давнюю мысль - эльфы, как и вампиры от возраста не умнеют.
Радагаст Карий в своём треухе смотрится аутентичнее Гендальфа в палантине с люрексом (у меня тоже такой есть).
Способность тупого бургомистра Озёрного города (ровно как и его помощника) в нужное время оказываться в нужном месте подтверждают тишачью мысль, что развивать надо не размеры, а телепатию.
Примерно в этом месте мне позвонили с работы и сообщили, что у нас в музее перформанс Андрея Бартеньева с плясками, за который я типа (внезапне) отвечаю, и я отвлеклась.
Торин, как говорят мои студийные дети, "няша".
Дракон Смог няша вдвойне, особенно потому, что Камбербетч. Тишь определила его, как "виверна" (две ноги и два рукакрыла, без независимых передних конечностей, я таких не рисую).
Метод доведения дракона до ручки путём отливания статуи из ценного металла и цельнозолочения дракона - хороший, годный, одобряю.

В целом - изумительно зрелищный и дорогой пирожок с ничем, но ещё раз посмотрю. Или два. Такого мерзостного Трандуила можно и два. Чистый "эльф по Пратчетту".
Ну и картинка для привлечения внимания - Бенечка дракон Смог в эльфийском гриме:

@темы: кино, разное

---

Продолжаю делиться ролями Бёрна Гормана.

Это одна из самых сволочных - в "Испытании невинностью" - весьма своеобразно перекорёженной постановке по Агате Кристи (в неё даже втащили мисс Марпл, которой у Кристи не было. ) Горман там сыграл плохого сына, скверного мужа, игрока, бабника, а, кажется и наркомана, повешенного за убийство приёмной мамы (отвратительной стервы), которое он, впрочем, не совершал. Ну, типичная такая Агата Кристи. Фильм сделан, несмотря на перекрой сюжета, добротно, по-британски - хорошие интерьеры, хорошие костюмы, хорошо соблюдённый стиль диалогов, хорошая игра. Но даже на общем годном уровне герой Гормана смотрелся отлично - идеально сыгранный "плохой мальчик, которому долго и много прощали" - слабый, лживый, эгоистичный, циничный, взрывной, обаятельный, уверенный в том, что лично он всегда выкрутится из любой передряги, потому что так было всегда. И... неоднозначный. Одним словом, при всей неприятности персонажа, на него очень хотелось посмотреть побольше, чем те жалкие десять минут, что ему выдали.

запись создана: 27.12.2013 в 22:00

@темы: кино, бёрн горман, разное

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Горман и битбокс - чёрррт, наконец-то это есть на ютубе:



Как же человеку нравится то, что он делает.

@темы: бёрн горман, звуки

---

Февраль.

А под катом - апрель и июнь, которые ещё не показывала, и июль, август и март, которые показывала, но так, как их покрасили для календаря

@темы: разное, типарисую

---

Пока "безоккамье" выложу-ка я одну свою давнюю сказочку. Когда-то я её отложила, думая переделать, а сейчас она мне, пожалуй, и так нравится.

"Марта, Магда, Марта..."

Я просыпаюсь от грохота и шёпота одновременно. Грохот снаружи - кто-то колотит в дверь, как в райские врата, шёпот внутри: - Просыпайся, девочка, вставай, пока он не переполошил всю улицу... - и уже сердито - ну, вставай, растяпа, пока дверь цела.
Я свешиваю ноги с кровати - из-под подола нижней юбки (что это я легла одетой?) выглядывают узкие бледные ступни - без мозолей, с гладкими розовыми ногтями.
Набросив на плечи большой платок, я бреду к двери, на ходу заплетая растрепавшиеся волосы в косу, не спрашивая, отодвигаю тяжёлый засов и впускаю сырой воздух дождливого утра и гостя.


У него юное узкое лицо с крупным ртом. Непокрытые волосы влажно блестят и коричневая куртка на плечах потемнела.
- Гос..., а где госпожа Марта?, - спрашивает он.
"Тётя уехала" - подсказывает мне шёпот.
- Тётя уехала, - послушно повторяю я, - я - Магда, ученица.
Имя, произнесённое вслух, словно отмычкой вскрывает замок на моей памяти. Я не колеблясь веду гостя в комнату, киваю на дубовый табурет: - Ну, садись, рассказывай.

- Отец загулял, всё к девке одной ходит и ходит, подарки ей носит, серьги бабкины подарил и бусы стеклянные. Говорят, твоя тётка приворотное зелье делает, ну или отворотное, чтобы он, значит, от девки отвязался и к матери вернулся. Так ты, наверно, не сумеешь?
- Приворотное-отворотное, сам не знаешь, чего хочешь, - говорю я неожиданно сварливым старушачьим голосом, - Денег сколько принёс?
- Я не денег, я вот... - он разворачивает тряпку, осторожно выпутывая из неё маленькое ручное зеркальце в серебряной оправе, - это мамино. А если поможет - то и денег наберём, и две рубашки мать даёт - хорошего полотна.
Я почему-то уверена, что рубах - пожелтевших без носки, со слежавшимися складками, прячется в сундуке достаточно, и говорю: - Не надо рубах. Мёда пусть пришлёт, яиц, солонины или копчёного мяса...
Не таясь, я отодвигаю бархатную занавеску в углу - за ней всего-то и места, что для стола, покрытого изразцами, да полок, уходящих в темноту под потолком.
Пошарив на нижней, я достаю свечу в глиняном подсвечнике с блюдцем, огниво, две ступки - бронзовую и каменную и бронзовый пест. Двумя полками выше - заветные пять банок, узнаваемые даже на ощупь - первая - шершавая глиняная, вторая - низкая, зелёного стекла, третья - деревянная, четвёртая - обклеенная пергаментом, последняя - круглая, закрытая притёртой пробкой. Я встаю на цыпочки и тянусь изо всех сил и снимаю их по одной. Из первой набираю напёрсток искрящихся зелёных кристаллов и почти собираюсь стяхнуть в каменную ступку, когда в голове шелестит: "в бронзовую, дура"... Под медным пестом они дробятся легко, как соль. Тёмно-фиолетовый крупный порошок превращаю в пыль в каменной ступке. Похожий на человечка корешок скребу ножом, завитые рыжие лепестки просто растираю между пальцами - и пальцы и вся рука теперь пахнут остро и горячо.
- Какие у тебя красивые руки, Магда, - говорит Питер над моим плечом. От его куртки пахнет тяжело и сильно - "Кожа - вспоминаю я, - дёготь..." и отвечаю: - Руки как руки, - и зачем-то спрашиваю: - На сколько эта девка твоей матери младше?
- Да лет на десять, - задумывается он.
Я открываю последнюю банку - в ней лежит гладкий голубой камень, длиной с мой указательный палец. Я скребу его иголкой - раз и ещё раз - тоненькая струйка голубого порошка сыплется в ступку.
- Держи, - протягиваю я аккуратный пакетик.
- А это ему или ей?
- Матери это твоей. Пусть сегодня с тёплым вином смешает и перед сном выпьет. А завтра нарядится пусть - если в сундуке что из девичьих платьев осталось - так пусть и наденет, да с отцом повеселее будет...
Он прячет порошок в кошель, застёгивает куртку, я провожаю его до двери и задвигаю засов.
"Продешевила, - скрипит старуха, - и, окрепнув голосом: - Никогда больше не делай ничего при них!"
Я задёргиваю занавеску и смотрю в зеркальце - серые глаза, длинноватый нос, россыпь бледных веснушек на щеках. "Магда, - думаю я, - я - Магда".

В тот же день я принимаю ещё троих - двух старух и молодую женщину. Старухи, не слишком удивившись, рассказывают мне про свои хвори и забирают снадобья - мазь для суставов и травяной сбор. Женщина, едва увидев меня, всхлипывает и уходит.
Остаток дня я осваиваю дом - словно бы и знакомый, но слишком тесно заставленный и слишком чистый. Проверяю запасы съестного, роюсь в сундуках и ларях, перебирая штуки сукна, мотки кружева, пожелтевшие без света льняные простыни и рубахи, а потом зауживаю в поясе и в боках два платья и пришиваю кружевную оборку к чепцу - что я, в самом деле, как старуха...

Неделю я жду, что Питер придёт благодарить меня, но вместо него корзину снеди приносит мать - весёлая, говорливая, выглядящая старшей сестрой сына.
Потихоньку город привыкает ко мне - сначала зовут "Мартиным приёмышем", а потом просто Магдой. Через три года старушечий голос, то подсказывавший, то бранивший, умолкает навсегда, но я уже могу обходиться без его помощи - я знаю все рецепты, помню каждый закоулок и почти не путаю имена горожан. Лето сменяет зиму, год следует за годом, болезни за болезнями, зимой я пользую от простуды, весной - от лихорадки, летом врачую раны и змеиные укусы, потом опять очередь хрипов и лихорадки. Но среди бесконечных просьб всегда кто-то ищет приворотное зелье или средство от прострела, лекарство для зоркости глаз или для хорошей памяти, или чтобы в кабаке завтра на спор перепить всех - а что, если пари на хорошие деньги - так бывало и так. И тогда приходит черёд пяти заветных банок.
Содержимое их потихоньку убывает, но я не беспокоюсь. Когда от зелёной соли остался слой в палец толщиной, ко мне приходит загорелый незнакомец - в дорогой одежде, но с грубыми руками, и выменивает новую порцию - на порцию смеси с тремя скребками голубого камня. Смуглый торговец, остановившийся на постоялом дворе, прислал и вовсе чёрного мальчишку, который не знал языка и лишь показывал на пальцах "четыре", мешочек с корешками обошёлся в три, а рыжие лепестки я нахожу у торговца пряностями и покупаю за звонкую монету - особого толка в них нет, но они придают зелью горячий запах и вкус.
И только где взять замену голубому камню я не знаю.
Он потихоньку тает под моей иглой. Я не знаю, где его добыть, но, кажется, знаю, что он есть - не средство от прострела, не эликсир разжигающий похоть, он - чистое время, повёрнутое вспять, туда, где спина гнулась легко, а глаза видели зорко. Я понимаю это ещё до того, как через год после визита загорелого моряка меня навещает его сын - такой же загорелый, с той же жемчужной серьгой. Он приходит ко мне три вечера подряд, приносит коралловые бусы и большую шипастую раковину и учит варить кофе с перцем. Когда он уезжает, я думаю, не понадобятся ли мне собственные услуги, но Бог милостив, крови приходят в положенное время.
Иногда я подпускаю кого-то к себе поближе, но нечасто - что бы не думал город, я вовсе не похотлива. Или, словно глупый цыплёнок, бегущий за птичницей, никак не могу забыть первого увиденного мужчину - конечно, я встречаю его - в церкви, на рынке, на улице. Однажды встречаю и у себя на крыльце - он пришёл просить лекарство для младшей дочери.
Я даю ему средство от лихорадки и молюсь за чужое дитя, как ни о ком раньше не молилась.
Дважды мне предлагают взять ученицу - толстяк аптекарь, купивший щепотку порошка, расхваливает ум и память младшей дочери, а знахарка из соседней деревни, у которой я иногда покупаю травы, приводит внучку - молчаливую худую девочку с тяжёлым взглядом. Я дарю ей тесное для меня колечко с цветным стёклышком и отправляю восвояси.
Одиночество не тяготит меня, но однажды я отбираю у мальчишек чёрного котёнка с обрезанным хвостом. Я не слишком жалую кошек, а он - людей, так что лет пятнадцать мы вполне ладим.
Потом он уходит, и я его не ищу, только думаю иногда - а помогает ли голубой камень кошкам? Нового кота себе не завожу - теперь мой дом тих и безупречно чист.
Хотя глаза всё ещё остры, спина начинает болеть, но я держу её прямо, а вот суставы пальцев опухают и ноют, но я по-прежнему не реже двух раз в месяц толку для кого-то зелёную соль в бронзовой ступке медным пестом - от его тяжести запястье охватывает кольцом боли, медленными круговыми движениями растираю в каменной чашке лиловую пыль - теперь ноет вся кисть... От голубого камня осталась исцарапанная горошина - "Ничего, - думаю я, - на мою жизнь хватит".

Она приходит ко мне дождливым вечером, принеся запах мокрого сукна и кислый запах старости и ещё слабый отголосок знакомого кожаного духа - иначе и не бывает, если ты невестка, вдова и мать шорника.
- Спина разваливается, глаза слезяться, ноги, руки - всё болит, детям помеха только, зачем скриплю ещё - не знаю, прибрал бы уж Господь, - целый час я слушаю её жалобы, сочувственно киваю, подливаю кофе, стараюсь прямо держать собственную спину и жду, когда же она покончит с нытьём и достанет деньги. "Пять лет тебе довольно будет - думаю я, - Не больше" - уже предчувствуя единственный короткий скребок иглы.
- А и ты не молодеешь, - говорит она, затягивая шнурки кошелька, - знаешь, муженьку моему покойному ты нравилась - помнишь, он к тебе за приворотным зельем для матери ходил?, ловкая, говорил, руки красивые, если б не ведьма - женился бы.
- Завтра, - говорю я ей, тебе лекарство сразу не сделать, завтра приходи.
Я молча закрываю за ней дверь, иду в чулан, подвигаю к столу устойчивый табурет, снимаю банки по одной: зелёное, лиловое, рыжее, серое - и столько голубого, сколько есть. Влить прямо в ступку тёплого вина, взболтать, выпить одним глотком, поменять платье на полотняную рубаху и улечься под перину, подтянув к груди старые колени.

- Магда! Госпожа Магда, откройте! Да откройте, Господи, да живы ль вы?
Я сажусь на кровати - мои ноги, странно короткие, не достают до пола, я не вижу их под складками длинной ночной рубахи. Я накидываю на плечи платок и, подобрав подол, босиком бреду к двери.
- Ну слава Богу, а я уж... - говорит он, глядя поверх меня, и замолкает, опешив, - Деточка, а ты откуда тут? Ты Магде внучка никак? - сам себе отвечает он.
"Скажи нет, - шепчет в моей голове сухой спокойный голос, - скажи, что не знаешь откуда, что Магда украла тебя"
- Внучка, Ма-ата... - предаёт меня рот. Ему непривычно и неудобно - вместо пустоты между жёсткими гладкими дёснами язык встречает стена крепких молочных зубов.
- А бабушка где же? Ушла куда-то? На рынок что ли? А не оставила ли она лекарства для моего брата? От кашля? Порошочек, верно, какой-нибудь?
- Ставила! Сичас! - шепчу я, отступаю в комнату, прикрываю дверь, суетливо оглядываюсь, бегу по гладкому полу к бархатной занавеске.
- На второй полке с левого края, - обречённо подсказывает голос.
Нужная полка теперь недосягаемо высоко, но я влезаю на табурет, с него - на стол и беру перевязанный накрест ниткой пакетик из пергамента. Полкой выше сквозь толстое стекло банки виден гладенький голубой камень длиной в два моих мизинца.

@темы: чукча-писатель, разное

---

Ещё немножко календаря - октябрь.

@темы: разное, типарисую

---

Чёрт, без конца и без начала, но это Рождественская выставка у меня в музейчике лет пять назад, и Башня Rowan ещё существует в любимом составе, и Тикки поёт "Городское Рождество" и я в бывшем свадебном зелёном платье, уже и побрившаяся и обросшая брожу на заднем плане и роняю что-то с фисгармонии.
Сейчас ещё разок посмотрю, быстренько разгребу в бардаке кусочек порядка, перетащу сюда из кухни пихту и сяду пить шампанское.

@темы: разное, звуки

---

Схитила у  Sirickss

Пусть будет, потому что красиво.Потому что некий ящериц с одинаковым изяществом носит драные джинсы и кожаные курточки, стильные костюмы по размеру, кошмарные одёжи на пять размеров больше... и таки да - пудреный парик и прочая историческая красота на сто пуговиц ему тоже безумно к лицу.

И прекрасная реплика с тумблера: "Интересно, кто родители Гормана, если у них получился такой Бёрн? Папа лягушка, а мама - вейла?"

@темы: кино, бёрн горман, разное

---

Забрала из типографии первые две пачки календарей. и это декабрь. Как и положено, беременная

@темы: разное, типарисую

---

Для разнообразия, не про Оккама. И не про автора Оккама. Но про фанфики, потому что когда междуоккамье, и недодоз, я иду и копаюсь в архиве.

По Рубежу в принципе дофига неплохо сделанных текстов, но вот на это: http://archiveofourown.org/works/983019/chapters/1936508

это: http://archiveofourown.org/works/1087337/chapters/2187688 - (которое прямое продолжение вот этого: http://archiveofourown.org/works/1006023/chapters/1994045

это: http://archiveofourown.org/works/946543/chapters/1848280

это: http://archiveofourown.org/works/1037876/chapters/2070330

и вот это: http://archiveofourown.org/works/1072750/chapters/2153234 - я конкретно подсела.

При этом второй и последний из перечисленных - это вовсе альтернативная вселенная, где если и есть кайдзю, то в бурной фантазии Ньюта (а потом - безумие заразительно - и в мрачном воображение Германа), где "Страйкер Эврика" и "Кайдзю блу" - названия кафе. В одном из них варит кофе мрачный тощий студент, а другой студент - избыточно жизнерадостный - ходит этот кофе пить. Другим владеет странный татуированный человек, не любящий выходить из дома, а на стене коридора возле сортира вперемешку с плакатами и дипломом местного баристы (по имени Чак, конечно ) - шесть докторских дипломов.

В эти "алтернативные" тексты было поначалу хорошо заходить после Оккама, потому что точно никого не убьют, ну поссорятся мальчики, ну помирятся, и так восемь раз, переспят наконец-то - одним словом, славный добрый кофейный рай со знакомыми характерами, говорящими знакомым языком.

А потом в какой-то момент или автору становится маловато перца, или героям надоедает вести себя мирно, но они начинают без всяких убийств рвать тебе душу неподеЦЦки, так что косматому студенту, жаждущему стать рок-звездой хочется жестоко начистить морду, а хромому профессору-математику, пьющему пакетиковый чай в кафе, где хорошо варят кофе, хочется орать в ухо "Беги отсюда, дурак, тебе его не спасти". Потому что читаешь какой-нибудь такой кусочек:

"Medication, Newton." Hermann reminded him breathlessly as Newt put him down, pulling away so he could regain his balance and composure.

"On it." Newt turned to the table and picked up a paper bag from the table and ripped it open until a bottle of pills fell on the table. He picked them up and waved them at Hermann obnoxiously before holding it up so he could read the label while pulling a face. Spending a moment fighting with the childproof cap, he opened the bottle and shook one out into his hand, making a show of placing it on his tongue and swallowing it dry. He opened his mouth wide, lifting up his tongue and pulling open his cheeks to show it was empty. “Happy now?” - и понимаешь, что в анамнезе у героя не просто психическая нестабильность, а психушка, и все милые пара-тройка глав перед этим - взлёт его нормальных постоянных качелей, и как сейчас всё ухнет...

Потом автор, конечно, скрутит героев, силком заставит поговорить, помирит, поженит, подарит им дом и собаку (спасибо ему) , и бегом оттуда, внутренне понимая, что, если следовать логике заваренной им каши, ситуация "счастья всем даром" с теми мальчиками, что он написал, не прокатывает, а из формулы "жили долго и счастливо и умерли в один день" скорее всего выпадет "долго" и всё сработает в формате "тихо приняли избыточно много вкусных таблеток и уснули обнявшись". Ну или всё тоже самое, но порознь, что ещё страшнее.

И что-то после этого даже в Оккаме не так жутко. По-крайней мере тамошние мальчики просто не успевают позволять своим мозговым тараканам расползаться - времени нет.

@темы: фанфики, pacific rim, разное

---

Автор Оккама уронила Соню в снег и уехала наряжать ёлочку, 23 главу обещает после Нового года. Нервничающие читатели пишут автору на тумблер, что придумали отличный финал, автор может не трудиться, там всё как надо - Ньют и Герман поженились, все живут в большом доме, Балор кричит на детей, чтобы не топтали лужайку, иногда Герман к нему присоединяется, Соня тренирует женскую баскетбольную команду, все дружно строят гигантскую будку для Мадпаппи (а я бы предложила Мадпаппи вторым тренером), и никто не умер, кроме Ларса Готлиба, подавившегося круассаном за завтраком.

Я, пожалуй, тоже хочу такой финал. И по круассану со стрихнином майору Барлоу и братцу Германа.


Открыточку с кайдзю увела у автора с тумблера.

@темы: pacific rim, Occam's Razor, вокруг оккама

---

Продолжение "Бритвы Оккама"
Название - Occam's Razor
Автор - Blair Rabbit
Перевод - ksaS
Герои - Германн Готтлиб и Ньютон Гейзлер
Размер: 175570 слов на данный момент (не окончен).


Оригинал: archiveofourown.org/works/903924/chapters/21859...

Глава 22. "All Together Now" ("Теперь все вместе" ) - 2-я часть.


Германн нашел Соню сидящей на конце гигантской морды Мадпаппи и что-то тихонько напевающей. Спящий кайдзю издавал мягкие похрюкивающие звуки - нечто среднее между храпом и ворчанием. Даже свернувшись клубком, он занимал порядочный кусок пляжа. Его длинные лапы судорожно подёргивались, когда он видел очередной огромный кайдзю-сон. Соня погладила его, наблюдая, как начинает светиться клжа. Она заметила Германна, вышедшего из лифта всего в нескольких футах от морды Мадпаппи, но не посмотрела на него.

- Эй, док, насладился завтраком?
Германн доковылял до естественной скамьи, сформированной несколькими скальными слоями. Это было его обычное место отдыха - кайдзю это знали, и знали, где его искать, если он на пляже.
- Это было... продуктивно.
Она фыркнула и откинулась назад, опершись на морду Мадпаппи где-то между нижней из трёх пар глаз.
- Пришёл с героическим планом? Помнишь, Балор сказал, что мы не были действующими звёздами? Ой, подожди-ка... Я думаю, у нас есть действующие звёзды, и теперь всё круто поменяется.
Германн вздохнул и принялся рассеянно писать на песке костылём какие-то числа.

- Я пришел к вам за помощью, мисс Уотли... но я вижу, что вы не в настроении...

Соня скрестила руки на груди и прикусила нижнюю губу, одновременно ещё и сморщив нос. Германн не мог не улыбнуться её гримасе - это была такая характерная Уотли-манера.

- Прости, док... Я хочу участвовать в этом большом плане побега. Затем сюда и пришла...

- Нет. Это неправда, мисс Уотли. Я точно знаю, зачем вы пришли.

Она соскользнула вниз по голове Мадпаппи и спустилась на одну из его передних лап, остановившись над Германном на одном из изогнутых когтей. Пряча руки в карманах куртки, она пожала плечами.

- Зачем же тогда? Почему я пришла?

- Вы и Говард пришли, потому что заботитесь о Ньютоне и обо мне.

Решив спуститься, она перепрыгивала с когтя на коготь, пока не добралась до земли и побрела к нему, втянув голову в плечи.

- Что это? - спросила она, остановившись перед написанными на песке цифрами.

- Вариации по теореме Нетер. Она напоминает мне о вас и вашем брате... это о симметрии.

Она заинтересованно посмотряла на набор чисел и скобок.

- Тебе напоминают о нас числа?

- Да... Я нахожу, что формулы могут быть не менее личностями, чем люди. Дерзкими, смелыми... даже предугадывающими. Я думаю, они участвуют в своих собственных приключениях.

Соня закивала головой и уселась рядом с ним, словно удовлетворённая ответом. Он почуствовал, как её рука скользнула на его плечи, и понял, что всё сделал правильно. Ему было сложно понимать людей, но, к счастью, казалось, что некоторые из них понимали его.

- Так что с планом спасения дока?

- Вы идёте с Возносящимся. Я буду здесь... Всё начнётся после того, как я прикоснусь к одному из кайдзю - кожа-к-коже... Дальше это будет моё дело.

......................................................................................................................................................

Германн очень медленно приоткрыл один глаз. Было тихо. Он был уверен, что в одиночестве здесь. По местному времени было поздно... за полночь. Никто не захотел бы остаться в такую поздноту рядом с коматозным кайдзю-сочувствующим. Он глубоко вздохнул и проверил пальцы, для начала подняв к лицу дрожащую руку и пошевелив ими. Пальцы Ньютона... Они были намного меньше, чем его, по сравнению просто короткие. Несколько раз мигнув, Германн попытался навязать свою волю мышцам партнёра. Это оказалось непросто - тело Ньютона странным образом сопротивлялось. Оно ощущалось тяжелее, чем он мог предположить. Болезненно перекрутившись, Германн толкнул корпус вверх. У него перехватило дыхание от боли в лёгких, и он прижал к груди татуированную руку, широко раскрыв глаза, перед которыми всё плыло. Он ничерта не видел.

Очки Ньютона... Был небольшой шанс, что они оставили их в лазарете. Рядом с койкой? Он сомневался. Германн потянулся, чтобы убрать от лица кислородную маску, и понял, что вместо неё в горло вставлена трубка. Сделав несколько предельно возможных глубоких вздохов, Готтлиб выдернул трубку, и почувствовал, как что-то разорвалось, когда она выходила. В горло Ньютона выплеснулся поток тёплой крови, сопровождавшийся сильной болью. Германн кашлянул и на секунду ощутил холодную уверенность в том, что придя спасти Гейзлера, он вместо этого его убил. Он зажал рот рукой и сплюнул кровь на пол. Без кислорода он чувствовал лёгкое головокружение, всё пахло его кровью, зрение плыло, и он был уверен, что его вырвет. Германн подождал, пока комната не перестала вращаться. Он не мог позволить тошноте надолго его задержать - слишком туго было со временем. Подняв Ньюта на ноги, Германн почувствовал, как трясуться давно не использовавшиеся колени. Он чуть помедлил, чтобы оценить, выдержат ли они вес его небольшого тела. Было странно не ощущать никакой боли в бёдрах и спине... и более чем странно осознать, что левая нога чувствительна ниже колена.

Он поймал себя на том, что рассматривает цветные линии, извивающиеся по его рукам, и постарался это прекратитить - некогда быть туристом. Он успел сделать только три осторожных шага по туманному, расфокусированному лазарету, прежде чем понял, что Ньютон спал в разрезанной на спине больничной распашонке. Глубоко внутри Германн поморщился. Зимний воздух Аляски не будет милосерден к чрезмерно открытой коже. Не говоря уж о том, что у него не было обуви. Даже если он сможет вытащить своего напарника, насколько сильно тот будет обморожен, прежде чем всё закончится?

Раздался громкий треск и резкая боль пронзила руку Ньюта. Германн выругался и, взглянув вниз, понял, что забыл вытащить из запястья иглу капельницы. Оглушительно грохоча, рухнула стойка, и у него перехватило дыхание - горячая кровь текла из разорванной кожи на месте выдранной иглы. Готтлиб кашлянул и услышал высокий голос Ньютона, произносящий с едва заметным акцентом: - Что же, всё идёт просто великолепно...
Прижав рану рукой, он сделал несколько неглубоких вздохов. Ньютон, настоящий, спрятанный туманом Ньютон, пошевелился в нём. Здесь он не мог чувствовать связь с Ульем. Очевидно, он был отрезан от него так же, как Ньютон. Он закрыл глаза, пытаясь понять, где внутри пояса и соляных линий его следующее направление.

"Налево... Налево... Направо... Налево... Налево...Наружу" Так было на образце. Если он сможет вспомнить каждую деталь, всё получится. Если он сможет следовать схеме и избегать окурков и пенсов, он вытащит Ньюта отсюда. Коридоры были тихими и хорошо знакомыми. Это было так похоже на Шаттердом в Гонконге, что Германн испытал сильное чувство дежа вю. Не было никаких звуков, кроме хриплого, тяжелого дыхания Ньюта и шлепков его босых ног по холодному бетону. Они сделали первый поворот налево и оказались в другом таком же коридоре, или, по крайней мере, для Германна они все были одинаковы. Всё похоже, когда всё - одно большое туманное пятно. Он никогда не понимал, насколько у Гейзлера ужасное зрение.

Второй влево. Его сердце... сердце Ньютона громко стучало у него в ушах. Этот звук настолько отвлекал, что он едва услышал звук второй пары ног, пока они не оказались рядом. Эхо отразило звук, и он остановился, отчаянно вглядываясь в размытый коридор, в поисках места, где спрятаться. Был ли это его связной? Где он должен был встретиться со связным? Во втором или в четвёртом слева? Германн запаниковал, то бросаясь вперёд, то возвращаясь снова. Он обнаружил, что издаёт мягкое очень ньютоновское поскуливание в глубине горла, и это сделало панику ещё острее.

- Ньют?

Голос спросил это неуверенно, затем, словно исправляя себя, добавил:

- Германн.

Готтлиб прекратил своё бесполезное кружение и, прищурившись, всмотрелся. Уверенная рука поместила на его переносицу пару тесных массивных очков, и весь мир приобрёл внезапную великолепную ясность. На него озабоченно смотрел Тендо Чой.

Его волосы были взлохмачены, а галстук-бабочка перекошен. Красные воспалённые веки обрамляли розоватые белки глаз, а в дыхании ощущался слабый запах алкоголя. Германн едва успел отметить, что Чой и есть его "человек внутри", прежде чем тот пихнул ему в руки пару штанов.

- Прячь в них свой бледный зад, пока не отморозил нахрен хрен партнёра!

Германн повиновался на автопилоте, слишком шокированный, чтобы хоть что-то у него спрашивать. Почему они просто не сказал ему, что это Чой? Он почувствовал, как от досады начинают гореть шея и щёки.

- Тендо...

- Нет времени, дружище... Я думал, времени у нас побольше, но они пустили патрульную зачистку... хуй знает почему... жаль, что я встретил тебя здесь. В лазарете есть камера, а меня не должны с тобой видеть, но... пиздец, я забыл ботинки... блядь...

Он вытащил свитер из сумки на боку, там же, вероятно, раньше были брюки и очки. Германн принял его, не зная, что ещё сделать, слишком измотанный, чтобы по настоящему разозлиться. Он уже ощущал напряжённое перемещение Гейзлера, и, возможно, у него оставалось не более минуты или около того. Глубоко вздохнув, Германн ужесточил хватку.

- Тендо, почему...

Нервно прикусив незажжённую сигарету, Чой схватил его за плечи и потащил вперёд.

- Давай болтать и шагать... бечь и печь... шуруй давай... если хочешь, чтобы я отвечал, давай ходу. Я думаю, тут Ларс Готтлиб. Он всегда требует ужесточения мер безопасности. Наверное потому всё и пошло кувырком.

Это имя заморозило кровь в теле Ньютона, и Германн невольно застонал. Они сделали первый и единственный поворот направо, и он понял, что теперь они на полпути к двери... они были на полпути.

 

Тендо то и дело оглядывался через плечо, вслушиваясь, не идёт ли охрана. В Гонконге и Токио военные патрули и их оружие были просто деталью пейзажа. Германн едва обращал на них внимание.

Они редко бывали в казармах, а их лаборатория была для всех закрыта, но он постоянно проходил мимо солдат, покидая Шаттердом. Дрожа, Готтлиб обхватил себя руками. Он шел рядом с Тендо и видел, что тот двигается с несвойственной ему нервозностью.

- Почему ты не...

- Смотри... Я... всё это в самом деле не закончилось в Хельсинки, и я не был уверен, что ты мне поверишь, если будешь знать, кто придёт тебе помочь. Мако и я общались кодированными е-мейлами, с самого начала это было отрывочно и небезопасно. Я даже не уверен, что понимаю, что сейчас происходит. Ты Ньют, но Мако говорит, что на самом деле ты Германн... Я не уверен, что действительно врубаюсь. Я просто знаю, что не могу сломать моё прикрытие, и я слишком многим рискую, чтобы проводить тебя кусок пути до двери.

Они ещё раз повернули налево, следующий коридор был слегка изогнутым и самым длинным. Германн даже не мог разглядеть, где он кончается. Он отстал, и жалел, что нельзя остановиться и перевести дух. Он так устал...

- Ньют... Я имею в виду, Ньют же где-то там есть? Или Германн, ты не мог бы сказать Ньюту, если он где-то там... Вы же можешь это сделать, верно?

Воздух стал еще холоднее, если это было возможно, и Готтлиб поморщился. Его пальцы настолько онемели, что он начал спотыкаться при ходьбе.

- Д-да... я могу.

- Скажи ему, что мне жаль... насчёт Форта II и их программы. Он был прав... какие бы большие успехи и невероятные штуки мы не получали бы, они ничерта не значат, если мы их делаем неправильно.

Тендо остановился, когда понял,что Ньютона нет с ним рядом. Германн опирался рукой о стену, обняв другой ноющие рёбра. Он пытался делать глубокие вздохи, но мог только контролировать тяжёлую одышку. Голова кружилась всё сильнее - мозгу просто не хватало кислорода. Чой обнял Ньюта и поставил вертикально.

- Не вздумай отрубиться, когда я прошу прощения, это невежливо... давай-ка ещё чуть дальше к выходу... Мако сказала, что тебе нужно добраться...

Покачав головой, Германн повис на технологе, не перестававшем говорить.

- Да, неправильно - это неправильно. Сорокопут и... все другие штуки, которые у них в планах... Я должен был понять, когда в первый раз заплатил за это плотью и кровью. Но сейчас я в этом глубоко завяз... Я пытаюсь бороться изнутри... по мелочи, вроде как вам помочь.

.....................................................................................................................

Длинный кривой коридор, который, вероятно, шёл вдоль стены самого Шаттердома, к счастью закончился, и они сделали последний поворот влево. Сейчас Тендо его наполовину тащил. Германну ещё удавалось идти на своих незнакомых коротких ногах, но о беге не могло быть и речи. LOCCENT-технолог посмотрел на него с проблеском удивления в усталых, налитых кровью глазах.

- Ты ведь и в самом деле Германн? Ньют бы сейчас на меня орал и спорил...

Тендо замер. Раздался отчётливый звук шагов по бетону... группа, судя по количеству ног, бьющих твёрдый пол. Тендо крепко стиснул руку Германна-Ньюта, на его лице отразилось страдание. Он выглядел, как всякий раскаивающийся, которого Готтлиб когда-либо видел, и он почувствовал к нему специфическое болезненное уважение. Он не мог перестать испытывать гнев... всё это казалось таким простым... почему Тендо не помог им раньше? Камера, чёрт бы её побрал... он мог бы найти способ. Выскользнув из своих потрёпанных туфель, Чой повозился в кармане и сунул что-то в руки Германна. Это был небольшой пузырёк с таблетками.

- Ты не можешь идти наружу босиком, просто возьми их... я добыл это и очки, когда они привезли его из Харрикэйна. Это лекарство для его биполярного расстройства. Удачи, дружище... Я сожалею... Я знаю, у тебя всё получится.

 

Подтолкнув тело Ньюта к огромной стальной двери в конце коридора, Тендо побежал в противоположную сторону. С немым ужасом Германн понял, что он не собирается останавливаться. Он остался совсем один и сюда шли люди.

Сжимая бутылочку в кармане брюк и скользя маленькими ступнями в слишком большой обуви, он протянул руку с онемевшими пальцами к дверной ручке. Это было такое же выступающее колесо, как то, что они использовали в Гонконге. Сначала даже налегая всем весом он не мог сдвинуть его с места. Теперь он слышал голоса. Целую толпу смеющихся и переговаривающихся голосов. Он хрипло вздохнул, потянул ещё раз и испустил тихий крик облегчения, когда тяжёлое колесо повернулось. Под порывом ветра массивная дверь распахнулась наружу. В коридор ворвалась метель, немедленно присыпав всё белой пылью.

Шок от холода заставил Германна ужесточить хватку на мышцах Ньюта, и он испытал некоторое замешательство при виде бесконечного пространства гладкого белого снега. На низком небе были красноватые снеговые облака. Насколько он мог видеть, за яркими огнями, освещающими край Холодильника, цивилизация отсутствовала. Он выйдет в эту разгневанную ночь безоружным.

- Эй! Вы!

Услышав голос, Германн в ужасе обернулся. Подходившая группа - небольшая компания механиков - уже свернула за угол и увидела его в дверях. Самый смелый из них осторожно шагнул вперёд, к ветру, и замахал руками: - Ты псих ебанутый, что ли? Зачем ты...

Он не стал дожидаться конца вопроса. Вход был приподнят, и ему пришлось прыгнуть, чтобы добраться до маленького сугроба внизу. Удар о землю был ужасен, и Готтлиб покатился вниз, кувыркаясь по крутому снежному склону. Оглянувшись назад, он мог видеть в свете из двери лица, наблюдавшие за его перемещением. Германн сумел разобраться с ногами, но едва он поднялся, как ветер чуть не свалил его обратно. При прыжке он потерял ботинок, и впустую потратил драгоценное время на попытку его вернуть. Это казалось бессмысленным - ноге в нём теплее не стало. Очки Ньюта перекосились и были залеплены снегом, но по крайней мере они не потерялись. Холод... его невозможно было вообразить. Он не думал, что можно настолько промёрзнуть - каждая клетка организма Ньюта была пропитана стужей. Германн втянул руки в рукава тонкого свитера и попытался сориентироваться. Райли сказал ему, что они встретятся с ним за дверью. Все, что ему нужно сделать, оказавшись снаружи - встать лицом в сторону океана. И где океан? Он не мог разглядеть ни черта - весь обзор, от неба до земли скрывала метель. Ледяные кристаллы, острые и твёрдые, резали его кожу как стеклянная крупа.
Германн втянул страдальческий вдох и сделал шаг влево... этот путь был так же хорош, как любой другой, и у него было мало времени. Становилось трудно просто удерживать Ньютона, не говоря уж о вести его. Готтлиб был благодарен тому, что Улей не может их слышать, они бы впали в истерику.
Весь этот план был безумием... он вытащил Ньютона из хорошего тёплого лазарета в уютном Шаттердоме, чтобы тот замёрз насмерть в трёх футах от открытой двери. Ему удалось сделать ещё один шаг, и нога погрузилась в снег по колено. Всё онемело, и он полностью перестал чувствовать ноги... в этом была своя ирония.

Он должен был остановиться. Все это было слишком тяжело, а он так устал. Если он просто всё бросит и отступит назад в собственное тело, то всё будет в порядке. Глаза Германна расширились, и он ужаснулся тому, что вообще мог так подумать. Он вытащил ногу из снега, вновь оставив в нём башмак Тендо. Времени искать его не было, и вскоре он потерял и второй. Он сделал шаг босиком в верном - он надеялся - направлении. Холод Аляски резал открытую кожу ушей Гейзлера, его нос и губы.
Где-то за ним взревела сирена. Громкий пронзительный звук был приглушен снегом и ветром. Один... два... чуть больше трёх шагов, и звук почти полностью исчез в криках несущегося ветра, завихрениях снега. Германн остановился, у него так сильно стучали зубы, что он опасался за их целостность. Вдруг его осенило. Он смог увидеть океан.
Германн стоял, волосы развевались вокруг его лица, и он с удивлением понял, что не заметил отвесной сказы, вздымающейся из серого Тихого океана перед самым его носом. Веки Ньютона затрепетали. Он сделал все, что мог. Теперь он должен был остановиться... дальше идти было просто некуда.

............................................................................................................................

- ДОК!

Сначала Готтлиб едва заметил этот голос, едва понял, что это вообще голос, а не какой-то фокус ветра.

- ДОК! СЮДА! МЫ ИДЁМ!

- СТОЙ ГДЕ СТОИШЬ!

- НЕ ДВИГАЙСЯ! ИЛИ ИДИ БЛИЖЕ! НЕ ВАЖНО! МЫ ИДЁМ!

Близнецы перелезли через сугроб возле стороны утеса и, борясь с ветром, двигались в его сторону. Соня была одета в его старую зеленую парку поверх рейнджерской куртки, а на Говарде, похоже, была вся имеющаяся у него одежда вместе с толстой курткой, вероятно, принадлежащей Райли. Спотыкаясь всю дорогу, они добрались до него, и сжали его в объятьях. Они были теплыми, и он почти мог чувствовать их запах над всё подавляющим запахом мороза и снега. Соня сняла парку и закутала в неё тело Ньютона, плотно обернув ею его трясущиеся плечи. Германн почувствовал дикую боль в борющихся легких Гейзлера. Он закашлялся частым, сухим кашлем - было тяжело просто вдыхать воздух. Всё виделось огромным. Близнецы, казалось, нависали над ним, и внезапная разница в росте приводила в замешательство. Соня притянула его ближе, прижалась щекой ко лбу. Она давала столько тепла, что он слегка сник, когда она его выпустила.
Германн пытался вернуть себе голос, но его слишком сильно трясло. Оглянувшись назад, на пройденный путь, он едва мог рассмотреть Холодильник сквозь бурю. Был только смутный отблеск яркого света, размазанный по висящей в воздухе ледяной пелене. Он указал туда, где видел обувь Тендо, наполовину похороненную в снегу, и выразительно посмотрел на Соню сквозь очки Ньютона. Она проследила за его указывающим пальцем, увидела ботинки и озадаченно опустила взгляд на его ноги.

- Срань господня, Германн! Просто... Дерьмо! Говард, будь тут, я должна добыть его ботинки!

Говард прекратил пялиться на скалу и встревоженно взглянул на неё, крича, чтобы быть услышанным сквозь метель: - Что? Обувь? Они будут здесь с минуты на минуту! Времени нет!

Она отмахнулась от него и пошла. Оставив Германна на руках у брата, Соня побрела вперед, врезаясь в глубокие сугробы. Через несколько футов она подобрала один башмак и рылась в снегу, когда три вещи случились, кажется, одновременно. Первой был свет, появившийся невдалеке... фары снегохода. Второй - выстрел. Оружейный выстрел был слегка приглушён снегопадом, но достаточно слышен, чтобы замороженное тело Ньютона застыло от ужаса. Третьей и последней было прибытие Возносящегося. Сорокопут медленно, дюйм за дюймом, поднял своё гигантское тело со стороны утёса.

Соня пошатываясь, шагнула вперёд, всё ещё сжимая обувь руками в перчатках. Она казалась растерянной... После ещё одного нетвёрдого шага, она тяжело рухнула в снег.

Германн не уделил Возносящемуся второго взгляда, даже когда тот поднял руку и угрожающе направил гигантскую кисть на людей на снегоходах. Военные немедленно бросили оружие и подняли руки вверх - вероятно, они знали, какое именно вооружение скрыто в этой руке. Готтлиб не мог двигаться или думать. Всё что он мог - смотреть на упавшую сестру Уотли. Она попыталась встать, мучительно, судорожно двигаясь... потом просто легла на снег, и метель начала засыпать её распростёртое тело.

Говард заголосил, но не выпустил Ньюта, сжимая его и дико вопя. Его слова перешли в рыдания, с которыми он вновь и вновь выкрикивал имя сестры. Нога Возносящегося приземлилась возле них, мир дрогнул и начал расплываться... Германн терял контроль. Он уже мог чувствовать, как колени Гейзлера сгибается под ним, как провисает тело. Он не мог дышать и с ужасом понял, что не уверен, будет ли Ньютон в состоянии дышать самостоятельно, когда контроль над телом вернётся к нему. Он вцепился, пытаясь удержаться в сознании Ньюта, настоять на своём... Этого было не достаточно. Он исчерпал силы до дна. Сорокопут, продолжая целиться в охранников Шаттердома, медленно опускался на одно колено. Последнее, что увидел Германн, прежде чем потерять мысленную опору, была Соня на снегу. Огни Возносящегося сияли вокруг неё, и он заметил чернильно-тёмную лужу на белом... Кровь на снегу. Потом он исчез.

......................................................................................................................................................................

Его рука покоилась на чём-то тёплом и твёрдом... Чём-то с кожей и волосами, костями и мышцами. Он растерянно отстранился, медленно пробуждаясь. Ему понадобилось время, чтобы вспомнить, кто он сейчас, испытав краткое ощущение двоения в глазах. Воспоминания набросились на него, и он задохнулся. Выстрел! Соня Уотли падает в снег.

Он должен был встать и убедитесь, что Соня в порядке. Если что-то случилось с ней ... Германн толкнул вниз страх, заполняющий внутренности и желчь, поднимающуюся в горло. Нечто из плоти и крови, лежащее в его постели, фыркнуло во сне, и он в замешательстве уставился на него, лишь отчасти осознавая, что видит. Он вернулся в свою кровать в Церкви Маяка... Не вернулся. На самом деле, он её и не покидал. Он был в своей комнате в Храме кайдзю, и Ньютон был возле него.

Ньют выглядел маленьким. Он всегда выглядел маленьким, но теперь он выглядел крошечным... почти не существующим. Он выглядел таким хрупким, будто может сломаться при одном намёке на давление. Поколебавшись, Германн медленно протянул руку, чтобы дотронуться до плеча напарника.

Он видел, что произошло... он был внутри этого маленького тела, чувствуя воздействие барбитуратов на его мозг и седативные в его крови. Он отдёрнул руку, когда Ньютон издал слабый задыхающийся звук в глубине горла. На нём был шлем пилота - один из принадлежащих "Возносящемуся"... белый и выгнутый, с таким же гладким современным дизайном, как и сам Егерь. Шлем был подключен к небольшому кислородному баллону сбоку от огромной кровати - элементарное устройство, позволяющее его партнёру дышать.

Это имело смысл, ему было тяжело, он был на кислороде в течение многих недель, Бога ради, он выходит из комы. Это было любезно с их стороны, положить его в постель Германна. Достаточно одного его присутствия рядом, чтобы растопить боль потери и внутреннюю изоляцию.

Он коснулся кожи Ньюта, обвил пальцами его руку... просто чтобы убедиться, что тот здесь. Чтобы дать себе какую-то гарантию того, что это не ещё один сон.

Он порадовался, когда поворачивая руку Гейзлера и рассматривая пальцы, не увидел никаких признаков обморожения.

<- Ньютон... ты можешь меня слышать?>

Ньютон не ответил, но инстинктивно придвинулся ближе к теплу тела Германна..

Германн издал скрипучий всхлип, обнял грудь Ньютона, притягивая его ближе и уткнулся лицом в плечо. Он сопел в шею Гейзлера, медленно проникаясь пониманием, что Ньютон снова здесь, рядом с ним, что он в безопасности в его руках.

< - Слава Богу... Слава Богу... Ньютон...>

Он прижался к Ньюту лицом, поцеловал в ключицу. Он просто держал его, осознавая вес и тепло. После нескольких блаженных минут, Готтлиб зашипел от боли, мешавшей дышать. Его мозг заполнился гвоздями. Соня, возможно, умирает, и он должен был пойти и найти её... От мысли о ещё одной физической разлуке с Ньютоном его затрясло.

<Больше не повторится... не повторится... я тебя не оставлю... всё в порядке? Я обещаю... Я обещаю... никогда... это никогда не повторится... > - бормотал он. Искажённые слова лились потоком. Германн остановился, с трудом сглотнув, на глаза навернулись слёзы. Он засмеялся - звук вышел высокий, безумный и совершенно неправильный. Он сходил с ума от накопившегося стресса и внезапной разрядки.

"Ньют никуда не собирается" - сказал он себе, дыша с такой силой, что казалось лёгкие могут лопнуть. Он попробовал унять дрожь, его волнение пыталось перерасти в какую-то паническую атаку. Готтлиб оглядел свою комнату. В тусклом свете прикроватной лампы он не мог разглядеть костыль. Он слабо позвал. Голос был сиплым, когда он закричал - так громко, как только мог: - Здесь есть кто-нибудь? ... Мако? ... Балор? ... Говард?!

Ответа не было. Он неподвижно сидел в тишине, близко прижавшись к Ньютону... не зная, что делать теперь.

запись создана: 19.12.2013 в 02:04

@темы: переводы, фанфики, pacific rim, Occam's Razor

---

Продолжение "Бритвы Оккама"
Название - Occam's Razor
Автор - Blair Rabbit
Перевод - ksaS
Герои - Германн Готтлиб и Ньютон Гейзлер
Размер: 175570 слов на данный момент (не окончен).



Оригинал: archiveofourown.org/works/903924/chapters/21859...

Глава 22. "All Together Now" ("Теперь все вместе" ) - 1 часть.


В Церкви Зверя при Маяке было много странных комнат, которым Германн не мог придумать назначения. Рядом с выходом к лифту, поднимавшему на пляж, была небольшая комната, заполненная странным механическим оборудованием. Если бы Германн должен был высказать предположение, он сказал бы, что это устройство для связи, что-то вроде передатчика. Для Германна оно было так же загадочно, как красивая белая комната возле часовни, в которой не было ничего, кроме пустого пъедестала. В своё время на нём, вероятно, что-то хранили. Быть может, священную книгу. Пожалуй, наистраннейшим среди этих странных мест была Алтарная комната - круглый зал с красными стенами, полный зеркал из дымчатого стекла. Каждый кайдзю, когда-либо поднявшийся из Разлома был представлен в Алтарной комнате миниатюрным изображением. Её стены заполняли квадратные ниши, каждая из которых посвящалась тому или иному монстру. Их личная информация - имя, дата появления и приблизительное количество жертв - были выгравированы на прикреплённых снизу золотых табличках. Ньютон бы назвал их учётными карточками. Германн почти слышал, как он сделал это в его голове.

Каждая небольшая ниша была алтарём, куда послушник мог возложить подношение выбранному им иномирному зверю. Здесь всё ещё держался запах сожженных благовоний, и длинные сосульки воска свисали с выступающих полочек. Балор, близнецы, да и он сам изо всех сил избегали этого места. Все они жили в комнатах, выходивших в общий с Алтарным залом коридор только потому, что из-за близости к генератору их было проще всего обогреть. Так что для Германна, хромавшего по коридору к общей кухне, было полной неожиданностью обнаружить богатую кованную дверь Алтарной комнаты приоткрытой.
..........................................................................................................................................................................................

Было чувство, что он проспал несколько дней. Последним ясным воспоминанием был разговор с Мако Мори в его уютной комнате в скрытом в глуши покинутом Храме кайдзю. Пробудившись из-за ужасной боли в бедре от длинного мрачного сна, в котором не было Ньютона, Германн был уверен, что и эта встреча ему приснилась. Он задался праздным вопросом - был ли сном его разговор с Шоном Патриком и пребывание в теле Ньютона. Грань между миром бодрствования и сна стала настолько тонкой, что он, вероятно, не был способен больше в них разобраться.
Тот, кто открыл дверь, был не из сна - в этом он был уверен.

Германн осторожно продвигался вперёд, эхо от его импровизированного костыля разносилось вниз по тёмным коридорам. Положив бледную руку на дверь, он толкнул её, открывая, и сразу понял, что Мако ему не приснилась. Герой войны Райли Беккет сидел на скамейке в центре кроваво-красной комнаты, глядя на стены, заполненные кайдзю, с непроницаемым выражением на усталом лице. Беккет оглянулся на скрипнувшую дверь и открыто улыбнулся Германну - казалось, он искренне рад его видеть. Готтлиб испытал некоторую растерянность. Он едва знал этого человека. Они всего лишь однажды встречались в Гонконге до закрытия Разлома. А после он видел его не более трёх или четырёх раз, прежде чем сбежать с поджатым хвостом назад в Германию.

- Э-э... простите, если помешал, рейнджер Беккет. Я увидел, что дверь приоткрыта, и заинтересовался...

Райли указал ему на скамейку возле себя жестом, пугающе напомнившим Германну Шона Патрика на причале. Он хотел шагнуть назад, чтобы не иметь ничего общего с этой ужасной комнатой и её ужасным прошлым, но вместо поспешного отступления сделал неуклюжий шаг вперёд. Он двинулся мимо мерцающих свечей, бывших единственным источником света в комнате, к рейнджеру.
.........................................................................................................................................................................................

Райли не сделал попытки ему помочь, и он это высоко оценил. Это помогло ему чувствовать себя на одном уровне, словно в глазах Беккета они каким-то образом были равны.

- Рад, что вы наконец-то проснулись, доктор Готтлиб. Остальные начали волноваться, а я подумал, что вы просто устали. Я знаю, как бы чувствовал себя на вашем месте.
- Вы за свою рейнджерскую карьеру сделали гораздо больше, чем я, господин Беккет. Если кто-то и достоин хорошего сна, так это вы.
Райли снова улыбнулся, но промолчал. Он перевёл взгляд на Германна и обратно - на какую-то из ниш в стене перед собой. Готтлибу не пришлось особенно трудиться, выясняя, какую. Третий проём вниз, шестой от двери, Кнайфхед. Свечи заливали светом его раскрытую пасть и безжалостные зубы. Неизвестный художник схватил момент, когда существо рычало, запрокинув голову. Готтлиб часто задавался вопросом - что случилось с бывшими здесь людьми? Вернулись ли они к нормальной жизни, избавившись от пристрастия к культу, как излечившиеся алкоголики?

Не поворачивая головы, Райли сказал: - Я встретил ваших кайдзю.

В словах Беккета не было никакой злости или отвращения - только своего рода констатация... Как будто он принял что-то давно ожидаемое.
- А... на самом деле они не мои... Я просто...
Германн замешкался. Он понятия не имел, как объяснить свои отношения с Ульем... это было примерно так же тяжело, как когда он попробовал дать Улью лекцию о понятии брака, встреченную недоумевающим ворчанием. Разница культурных подходов.
- Они ничьи. Раньше ими управляли, но сейчас нет. Когда вы закрыли Разлом, они стали чем-то совсем другим.
- Я заметил...

Какое-то время после этого Райли молчал, и Германн испугался, что сказал что-то не то. Этот человек так тяжело читался, что казалось, даже знай они друг друга много лет - понять его мысли будет не легче.
- Они были очень ласковыми, доктор. Меня поразило, насколько ласковыми они могут быть.
- Я считаю, отчасти дело в практике и объяснениях. Их манеры улучшаются, как только им всё разъяснишь.
Бекет кивнул, слушая будто вполуха, его глаза были сонно прикрыты и полны тёмными мыслями.Он ни разу не отвёл взгляда от алтаря Кнайфхеда. Готтлиб почувствовал, как его горло сжигает вопрос.
... г-н Бекнет... сэр. Это Мако сделала...
- Нет. Я был с ней согласен. Она не принуждала меня придти сюда, доктор Готтлиб. У нас было много причин. С одной стороны, я видел, сколько для неё значите вы и Ньют... Это странно, и я понимаю, что вы меня не знаете, но я знаю вас. Я имею в виду, я чувствую, что знаю вас... Узнал во время дрифта.
Германн кивнул. Это Райли мог бы и не объяснять. Он испытал то же самое странное чувство знания. Он мог бы узнать парней из рок-группы Ньютона в переполненной комнате. Он мог бы говорить с отцом Гейзлера так, словно вырос в доме этого человека.

- Итак... Как ни странно, я чувствую, что вы двое тоже важны для меня. Не говоря уж о том, что я не согласен многими действиями PPDC... но это просто...
- Кайдзю... все это вас беспокоит. Я и не ожидал ничего другого...

Рейнджер медленно покачал головой и, слегка ссутулился, опустив взгляд на руки.
- Моему брату Янси нравилось старое выражение... "те, кто не извлекают уроков из прошлого, обречены на его повторение". Я много думал об этих словах. Это основная причина, по которой я покинул PPDC. Я не хочу повторять прошлого... но то, что я делал - было побегом от него. Я не учился.
Германн замер, уставившись на него. Его мышцы напряглись, когда он осознал эти слова. Он хотел протянуть руку и коснуться плеча Райли... сказать ему, что понимает. Беккет шумно вздохнул, его пальцы рассеянно играли бегунком на молнии куртки.

- Я ненавижу кайдзю. Но... их просто использовали, так ведь? А что если... Что если после второй мировой войны Америка не сделала бы никакой попытки примириться с японцами? Не сделала бы ни малейшего усилия, чтобы их понять или с ними договориться. Не то, чтобы кайдзю мне понравились, но теперь я вижу, какими они бывают. Мы не можем просто повторять прошлое. Мы не можем позволить PPDC использовать наш страх перед монстрами, чтобы вечно нами управлять. Мы должны учиться и двигаться вперед... Мой страх все еще там, но я должен двигаться вперед...и попробовать его отпустить.
Райли поднял взгляд к потолку, по которому, словно паутина. расползалась фреска с изображением Разлома. Глубоко в центр его ослепительно-оранжевого ока были видны ревущие морды кайдзю, ожидающих возможности прорваться в мир по другую сторону. Германн встал и медленно двинулся к алтарю в конце комнаты. Возле стены был высохший фонтан, заполненный остатками мёртвых растение, когда-то росших по его краям. Всё пахло пылью и запустением. Готтлиб нашёл нишу со скульптурой Крюгера и протянул подрагивающую руку, чтобы коснуться его. Кончики пальцев пробежали по затуплённой голове и длинным рукам с мощными клешнями.

- У нас было его сердце в контейнере. В первый раз я прикоснулся к нему... Он впустил меня в Улей, и я увидел Ньютона маленьким мальчиком. Я не знал, что тогда происходило, не понимал, почему вижу сны с мыслями кайдзю... или почему чувствую их боль. Ньютон мне как-то сказал, что дрифт и Коллективный разум - явления одного порядка. Кайдзю в постоянном дрифте. Господин Беккет, я не думал, что они могут испытывать такие чувства, как любовь или сострадание... я был неправ... так же, как был неправ в отношении многих других вещей. Но ваш брат был прав... если бы я не извлёк урок из своего прошлого...
Он отдернул руку, осознав с болезненной тоской, что хочет положить что-нибудь на алтарь Крюгера. Этот кайдзю пришёл к его напарнику, когда тому было больно и одиноко, и умер на пляже, истекая кровью, пока его резали заживо.
- Я не думаю, доктор, что смогу полюбить их, как вы... но я сделаю всё возможное, чтобы их принять.
Сказав это, Райли поднялся на ноги, потянувшись к куртке, чтобы отколоть с кармана булавку медали. Она выглядела серьёзно... героически. Возможно, награда за один из его многочисленных боёв. Готтлиб заинтриговано наблюдал, как рейнджер положил медаль на алтарь Кнайфхеда, и сунул руки в карманы, слегка улыбнувшись.
- Вы голодны? Я думаю, они там на кухне пытаются состряпать поздний завтрак.

В лишённом окон общежитии церкви сложно было определять время. Германн удивился, что они не пообедали во время его долгого сна. Он задохнулся от белой боли, полоснувшей ногу, но успел ответить ровным голосом: - У меня не слишком хороший аппетит в эти дни.
Райли обеспокоенно нахмурился и шагнул к двери, ожидая, что Германн за ним последует. Он изучал доктора, разглядывая его костыль и бледное худое лицо.
- Если вы не справляетесь с едой, мы всё равно нуждаемся в вас для военного совета... как быстрее добыть доктора Гейзлера из Холодильника.
Это дало Германну прилив энергии, и, кивнув, он неуверенно двинулся к двери. Он окинул прощальным взглядом ряды алтарных ниш, полки с мёртвыми богами, затем по одной задул свечи, погрузив комнату вместе с её воспоминаниями во тьму. Не оглядываясь, Готтлиб вышел вслед за рейнджером Беккетом в холл.
.....................................................................................................................................................

Соня ещё раз нервно обняла Германна. Она прикоснулась к его лицу и потрепала по волосам с суетливой озабоченностью, от которой ему было неуютно. Мако и Говард пытались приготовить омлет в большой, прекрасно организованной кухне, в то время как Райли тихо говорил с Балором, сидя за раздвижным деревянным столом в смежной с кухней трапезной. Три огромных стола стояли бок о бок, чтобы вместить всех бывших здесь когда-то послушников. Теперешние обитатели теснились с края одного стола - ближайшего к кухонным приятным запахам и дружеской болтовне.
Германн был раздражён после целой минуты суеты, которую устроила над ним близнец Уотли. Ему страшно хотелось остановить Соню, её опека начинала действовать ему на нервы.
- Мисс Уотли...
Удивлённо взглянув, она убрала от него руки, и скрестила их, напряжённо сжимая.
- Извини, док.
Соня бросила беспокойный взгляд на Райли и засопела. На щеке у неё был синяк, которого - Германн точно знал - раньше не было. На одно ужасное мгновение он подумал, что её досталось, когда Мадпаппи встал на дыбы. Кайдзю никогда не причинил бы Соне вред сознательно, но...
- Мисс Уотли... этот синяк.
Она закусила губу и взволнованно посмотрела в сторону Райли.
- Они только появились на пляже и сказали, что ищут тебя... я даже не думаю, что я...
- Господин Беккет справился с вами, обороняясь?
Соня запустила руки в волосы и растрепала их, издав жалобный горловой стон.
- Они действительно могли оказаться здесь, чтобы навредить тебе... всем нам. Он свалил меня с ног за десять секунд. Они просто шли по пляжу и уложили нас мордой в песок.
- Где были кайдзю?
- Охотились... они, наконец-то успокоились... мы скомандовали им идти в воду, и они уплыли. Мадпаппи не хотел уходить, но я его всё равно отослала. Точно знаю, он волновался. и как только он... Десяти минут не прошло, как на прогулку по пляжу вышли настоящие герои...

Германн посмотрел на её насупленные брови, на рот, сжатый в недовольную тонкую линию.
- Настоящие герои, миссис Уотли?
Она сморщила нос, опустив мрачный взгляд на веснушчатые руки. Повозившись с солонкой в виде кайдзю, она вытерла нос, отводя наливающиеся слезами глаза.
- Да... настоящие грёбаные герои. Те, кто реально придут и всё разрулят.
Соня взглянула через длинный стол на брата, слишком громко смеявшегося над чем-то, что сказала Мако.
- Смотри, как он от неё обалдел. После закрытия Разлома он в неё типа влюбился - собрал все плакаты, прочитал все интервью...
- Стоп... Соня... Остановись прямо сейчас, и объясни мне, почему ты не настоящий герой?
Германн постарался понизить голос, но чувствовал возрастающее неудобство. Он был рад, что их никто не слышит.
- Я не хочу говорить на эту траханую тему. Я просто... Я собираюсь пойти и посмотреть, не вернулся ли Мадпаппи...
Она вскочила, громко шмыгнула носом и с красным лицом отправилась к двери. Герман протянул к ней руку, но она не обратила на него внимания. Стремительно проходя мимо кухни, она крикнула Мако через плечо:
- Говард представляет тебя, когда дрочит!

Говард подавился омлетом и приобрёл самый яркий оттенок красного, какой Германн когда-либо видел... но Сони уже не было. На кухне держалось неловкое молчание, пока Райли не рассмеялся. Балор и Мако присоединились к нему, но Германн не мог найти здесь ничего забавного. Соня чувствовала себя раненой, преданной и... как рискнул предположить Германн, немного ревновала. Он взял кайдзю-солонку и рассматривал её со всех сторон, жалея, что не смог сказать что-то более удачного. Балор и Райли придвинулись к нему, всё ещё смеясь. Ирландец вытер с глаз слёзы.
- Не думаю, што только один Хови, да? Хахаха...
Германн нахмурился, недовольно глядя на Балора, но его губы расползались в невольной усмешке. Это не было смешно. Соня вела себя так только когда ей было по-настоящему больно.
- Я не думаю, что это хоть в малейшей степени забавно.
Фыркнув, Балор отмахнулся от него и вновь повернулся к Райли.
........................................................................................................................................................................................................................................

- Наверно, злится, што сшибили одним ударом... Теперь, Беккет, скажи им, то, што мне рассказал про Холодильник.
Райли, выглядевший несколько виноватым, кивнул и, вытащив из кармана несколько монет и какого-то мусора, высыпал всё на стол перед ними.
- Холодильник я знаю досконально. Мы размещались там больше пяти лет... настоящий дом вдали от дома.
Он снял пояс и выложил его на столе кольцом, выровнив рукой край.
- Теперь... Доктор Готтлиб, я знаю, вы, как и любой из нас, жили в Шаттердомах, но в Холодильнике всё немного иначе. У большинства куполов подземные бункеры, но Холодильник находится на вершине ледяного утёса, поэтому он так глубоко не идёт. К счастью для нас, большинство казарм и офицерских квартир находятся выше наземной линии связи. Вы были размещены в Форте I, да? Так вот совсем не похоже. Форт идёт вглубь..., - он сделал рукой закапывающееся движение, - Холодильник идёт вверх.
Беккет ткнул пальцем в пояс, кивнул и разместил несколько монет и ломанных сигарет внутри создаваемого им плана Шаттердома.
- Фактически там сейчас два лазарета... здесь... и здесь.
Он указал на пенни возле ближнего края стола, и на второй - у дальнего.
- Доктор Гейзлер не может быть в общем лазарете, это просто больница для механиков и штабных. Он будет в лазарете рейнджеров. До закрытия Анкоридж был одним из последних Шаттердомов, где тестировали новые дрифт-технологии, поэтому у них есть небольшой медотсек, предназначенный для повреждений мозга... вот там и находится ваш партнёр.

Герман медленно кивнул, изо всех сил стараясь сконцентрировать всё своё внимание на словах Райли. Он чувствовал с большой долей уверенности, что Беккет был лично знаком с этим лазаретом. Возможно, именно туда его доставили сразу после его... Ну, того, что приключилось с ним и его братом в открытом море. Рейнджер продолжил, как только был уверен, что Готтлиб всё понял. Он насыпал соляные дорожки, обозначающие коридоры, и разложил сигаретные обломки там, где по его мнению мог быть персонал. Когда Мако принесла первые тарелки с омлетом, Германн чувствовал, что может найти дорогу от лазарета Холодильника до ближайшей двери.

.......................................................................................................................................
Говард всё ещё был красный и расстроенный. Он сидел возле Германна, подсовывая ему еду. Они даже добыли то, что было похоже на апельсиновый сок... Существенное количество продовольственных карточек. Готтлиб смотрел, как капля конденсата стекает по старому стакану. Его внимание было рассеяно, видение мира затуманивалось. Улей перешёптывался о чём-то так, что он почти мог слышать. Ньют отчасти пришёл в себя и был напуган. Он не помнил, где находится, и снова потянулся, пытаясь пробиться к Германну сквозь туман. У Германна перехватило дыхание, когда чувство ослабло. Ньют, казалось, сдавался, опускался вниз, позволяя сну охватить себя. Каждый раз ему было труднее подняться. Германн дёрнулся, когда Говард ласково положил ему руку на плечо.
- Поешь, док... Ты со вчера ничего не ел.
Германн уставился на дымящуюся груду яиц и плавленого сыра, и почувствовал, как желудок завязывается узлом. Балор склонился над планом Шаттердома, задумчиво перетасовывая детали и обломки.
- Мори в основном объяснила нам твой план, Ерман... Но ты просто расскажи ещё раз. Вот точно как ты думаешь, как што делать.
Взяв пенсовую монетку, Германн осторожно повертел её в пальцах. В качестве платёжного средства монеты теперь были бесполезны, единственным способом получить что-либо оставались купюры и пайковые карточки.
- Я собираюсь двигать Ньютона... изнутри.
Глубоко вздохнув, он положил монетку вниз, в отсек, который Райли отметил как лазарет.
- Я собираюсь с помощью Коллективного разума пилотировать его, как Егеря.
За столом все молчали, переваривая эту информацию. Говард наконец подтолкнул апельсиновый сок ближе к руке Германна, сказав: - Ладно... наверно для этого нужно топливо?

Германн взял стакан. Мако мрачно пожевала изнутри щёку.
- Германн, у нас есть... кое-кто внутри, кто может нам помочь.
Он проглотил глоток сока, передёрнувшись от горьковатого привкуса и с любопытством взглянул на Мако.
- Внутри?
Она что-то прикидывала с серьёзным и задумчивым лицом, гоняя еду по тарелке.
- Я не могу сказать вам его имя... он не позволил бы мне сказать вам, что именно он помог нам вас здесь найти. Помог нам полностью отключить Возносящегося. Лучше, если вы не будете настаивать. У него есть на то свои причины... но он сейчас в Холодильнике и, возможно, вам поможет... Когда мы должны это сделать?
Германн перевёл взгляд с Мако на Райли, удерживая себя от множества впросов об их загадочном благодетеле. Он должен был доверять рейнджерам. Они помогали ему, хотя на самом деле ничего не задолжали ни ему, ни Ньютону. Дарёному коню в зубы не смотрят.
- Каждые несколько часов кто-то втыкает иглу в нерв ноги Ньютона. Я это чувствую и эффект... выматывающий. Я... честно говоря, я не знаю, сколько ещё смогу выдержать. Ньютона становится всё труднее и труднее... труднее чувствовать.

Набив рот омлетом с помидорами, Балор сказал: - Тогда можно поскорей. Мы подождём, покуда тебя шарахнет, и куда-нить тебя отнесём, а потом попозже ночью, када в конторе наверняка будет пусто, ты доберёшься до двери, и Возносящийся тебя подберёт. Просто.
Говард, выглядевший чрезвычайно нервно, рассеянно положил на тарелку Германна добавку. Наклонившись ближе, он почти прошептал, сморщив лицо в озабоченной гримасе: - Ты сможешь удержать его достаточно долго, док? Я имею в виду... у тебя на это хватит сил? Что делать, если вы попадётесь оба и... я имею в виду... нет никакого способа получше?
Германн почувствовал, что здоровая нога нервно подёргивается, но всё, что он мог, это кивнуть и положить в рот немного омлета, просто чтобы успокоить близнеца.
- Это лучший способ. Улью не придётся участвовать, и вы поможете, да?
- Ну, конечно, я помогу. Мог бы и не спрашивать.

Райли наблюдал за ними. Он поймал взгляд Германна, когда тот наконец отвернулся от своей тарелки.
- Слушайте очень... очень внимательно, доктор. Я намерен ещё раз точно объяснить вам, куда идти и в какую дверь вы должны выйти, чтобы с нами встретиться. Вам придётся выйти на улицу в мороз, но если близнецы помогут вам добраться до Возносящегося, это будет быстро. Мы просто будем вас гонять по вопросам до тех пор, пока вы не будете способны к этому даже во сне.
Герман кивнул, ощутив первую острую вспышку боли, уколовшую нерв в бедре. Он приложил все силы, чтобы игнорировать это и прерывисто вздохнул.
- Хорошо... начнём с самого начала.

Примечание от Ксы:

Автор пишет, что текст не вычитан до гладкости, так что (я предполагаю) возможно, будет что-то править.


В этой половинке главы прекрасно было понять, что схватка Райли и Сони, это несомненное алисовское "подавите Соню".

запись создана: 19.12.2013 в 00:56

@темы: переводы, фанфики, pacific rim, Occam's Razor

---

В голове крутится "Прекрасное далёко" на латыни:


Ушла в Оккама, голося дурниной "Mirabile futurum, ne esto mihi durum..."

@темы: разное, звуки